1.
Угол. Разбитое зеркало. Груда мусора. Вонь… личинки. Они копошились живым рисом на откусанном бургере, чья верхняя булка напоминала покрытый патиной изъеденный, дырявый купол храма.
От вида бухнутой в плесневелый бургер ожившей ложки рисовой каши, Эрвина замутило.
– Ничего не понимаю… У кого-нибудь есть йод?
– Не думаю, что тут есть радиация, – ответил один из его коллег.
– Уверен? – кивнул Эрвин на светящиеся в темноте стрелки тысяч настенных часов, от чего рабочий кабинет покрылся бликами плесневелого излучения теперь не только на брошенном бургере, но и на стенах.
Теперь Эрвин и его коллеги, обернутые белыми комбинезонами, как черви копошились на месте событий.
Эрвин еле сдерживал желание уничтожить йодом перфлорбутансульфонат1, присутствующий здесь, а если не поможет – спалить все, что видит, напалмом.
– Не лаборатория, а… свалка!
И он не изъяснялся фигурально.
Ноги присутствующих по колено утопли в классификации отходов с первого по пятый класс: от практически безлопастных до ртуть содержащих и сельскохозяйственных химикатов. В пространстве ада, коим стал кабинет, не хватало только одного для полного коллапса руководителя лаборатории: для его увольнения, изгнания, презрения и отмены Эрвина во всех научных кругах.
Не хватало какого-нибудь трупа.
Ан нет! Полное бинго, словно Эрвину выпало в казино красное сто пятьдесят раз подряд.
В пятом углу кабинета в ореоле осколков лежало тело с торчащим из глазницы зеркальным осколком. Мертвое тело. Живыми тут были только черви, а из всего красного – мигающая надпись на рабочем ноутбук с повторяющимися формулировками: код красный, код красный, код красный.
Руководителю лаборатории Эрвину не нужны были криминалисты и полиция, чтобы сделать вывод – их сотрудник мертв, как и фигурально был мёртв кабинет, где обнаружили труп.
Кабинет не просто выглядел захламленным, он напоминал вывернутый мусоровозом бак отходов, из которых торчали островки рабочего стола и подголовник кресла, утопленные «вулканическими» основаниями в недра нескольких лабораторных шкафчиков и полок, уставленных чашками Петри, хаотично дрейфующие вблизи стен.
Минутой ранее кто-то за спиной крикнул: крыса!
Только тень «крысы» показалась Эрвину минимум в трижды шире, по габаритам ближе к коту.
– Ничего не понимаю, – съехал Эрвин спиной вниз по стене, задев при этом парочку циферблатов с фосфорными стрелками, тесно жмущиеся друг к другу, – как могло выйти всё… – жестом кивнул он на кучу, – это?
Лаборанты трижды пытались заставить шефа надеть защитный комбинезон, перчатки или хотя бы бахилы с маской, но тот отказывался. Он продолжал упираться, отказываясь покидать кабинет с золоченой вывеской: «клоака».
Он был внутри клоаки плохо понимал, кого он нанял? Кто работал здесь? И почему коллега мёртв?
– Клоака, – ударился Эрвин затылком о стену позади себя (не сильно, больше театрально, делая вид, что думает), – так вот какой он – конец моей карьеры и меня самого. – Код красный, какого черта, код доступа красный?!
Эрвин раздвинул плечи Сциллы и Харибды – пары сотрудников айти службы, бившихся над входом в систему мертвого сотрудника – и ввел универсальный код доступа.
Ответ системы прежний: код красный, код красный, код красный.
– Бесполезно, – забрал из его рук безопасник шлем дополнительной реальности. – Код красный. Программу не взломать.
Грубым рывком Эрвин вернул себе шлем, от чего айтишник попятился, не ожидая подобной силы в субтильном Эрвине: сутулом, понуром, дерганном. Его трясло от вида тела, он отказывался надевать химзащиту и бормотал что-то невнятное про червей и красный код.
– Вам бы убрать панические состояния, шеф.
– Они мои несущие конструкции. Где черви?! – швырнул он бесполезный шлем об стену, вызвав водопад фосфорных стрелок из разбитых циферблатов.
Присутствующие покосились на бургер и на труп. Тело водрузили на металлическую каталку. Био-эксперт протянул Эрвину акт для подписи, уточняя:
– Все доставать? Все, что получится?
Не поворачиваясь, шеф чиркнул стилусом:
– Получится? У тебя сомнения?
– Скоро узнаю. Как видите, ленточных червей здесь нет.
– Ха! Ты видел десять тысяч литров этого перегноя? Думаешь, они не там?!
– Там, – посмотрел био-эксперт на кучу, – они для нас бесполезны. Последний раз, когда я заглядывал «в клоаку»…
– Не называй так это место! Я запретил проносить еду, а это… – его жест напоминал обречённого на казнь императора, сохранившем в Бастилии отутюженным белоснежным носовой платок, ведь не гоже дворянину с мокрым носом стоять перед публикой, пусть и на плахе, – наследие моей лаборатории.
Закрепив датчики на голову трупа (не полностью мертвого, ведь мозговая активность считывалась электроэнцефалографом) эксперт продолжил:
– Чашки Петри, Эрвин. В прошлый раз бычьи и свиные цепни сидели в чашках Петри. Теперь их нет.
– Вижу. Те самые черви, на которых ставился опыт жидкого чипирования. Теперь их нет. Час, сутки, год? Сколько их нет?
Он подхватил одну из посудин. Сапфирово-изумрудные кольца, напоминающие галактические гало размазались по пальцам Эрвина.
– Что б тебя! – отправил он гало в полет к ближайшим стенам. – Их не найти. Червей больше нет! Есть нематоды, спасибо, что не трупные. Есть труп, спасибо, что не червивый, но нет червей и наше с вами открытие можно хоронить в клоаке, где мы и находимся, – театрально поклонился он коллегам, закинув за спину согнутую в локте руку.
Не зря же в детстве его любимым персонажем из Маппет Шоу была мусорная куча по имени Марджери, которая все знала, всем ведала и время от времени выкидывала волшебные предметы.
Вот бы и Эрвину попросить у кучи немного волшебства.
– Еще у нас остался мозг, – напомнил био-эксперт. – И он еще не умер.
«Магия!» – пронеслось в голове Эрвина.
– Мозг, бычий цепень, исследование… Эврика! – упали кулаки Эрвина на опустевшие чашки Петри, разбивая их, прокалывая треугольниками стекол пальцы, – эврика, коллеги! Бычий цепень в голове. В мозгах! А значит… еще не все потеряно, – тараторил он быстрее, стараясь переставлять ноги в трясине хлама и гниения быстрее, как путник, узревший шанс выжить в зыбучих песках. – Этот мозг принадлежит корпорации, а значит мне. А значит, я найду способ восстановить формулу жидкого чипа.
2.
Пока клоака еще не стала табличкой возле кабинетной двери с надписью «клоака», пока со стен команду Эрвина не освещали лучи фосфора, пока в тонне отходах не мелькала тень то ли крысы, то ли кота, пока тело сотрудника не препарировали, удаляя мозг, Эрвин вспоминал день их встречи.
Он лично принимал в свою «лабораторию 230» каждого кандидата, лично проводил собеседования и сам перезванивал тем, кому был готов предложить оффер.
