Александр Петрушкин - Кожа. Стихотворения 2000—2017 годов

Кожа. Стихотворения 2000—2017 годов
Название: Кожа. Стихотворения 2000—2017 годов
Автор:
Жанр: Современная проза
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Кожа. Стихотворения 2000—2017 годов"

В книгу «Кожа» вошли стихотворения уральского поэта и литературтрегера Александр Петрушкина, написанные в период с 2000 по 2017 год.

Бесплатно читать онлайн Кожа. Стихотворения 2000—2017 годов


© Александр Александрович Петрушкин, 2017


ISBN 978-5-4485-5470-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Решетка ржавая, спасибо,
Спасибо, старая тюрьма!
Такую волю дать могли бы
Мне только посох да сума.
Мной не владеют больше вещи,
Все затемняя и глуша.
Но солнце, солнце, солнце блещет
И громко говорит душа.
Запоры крепкие, спасибо!
Спасибо, лезвие штыка!
Такую мудрость дать могли бы
Мне только долгие века.
Не напрягая больше слуха,
Чтоб уцелеть в тревоге дня,
Я слышу все томленье духа
С Екклезиаста до меня.
Спасибо, свет коптилки слабый,
Спасибо, жесткая постель.
Такую радость дать могла бы
Мне только детства колыбель.
Уж я не бьюсь в сетях словесных,
Ища причин добру и злу,
Но чую близость тайн чудесных,
И только верю и люблю.
(Александр Солодовников, 1920)

2000—2008 годы

«Ты проснулся беременным – значит прыщи все исчезли…»

Ты проснулся беременным – значит прыщи все исчезли:
Это просом весна рассыпается по полу. В пол-
Шестого почувствуешь, как пошевелится (сын ли?
Дочь?), обнимет тебя изнутри. Ты положишь на стол
Две сухие ладошки, обнимешь потерянный воздух,
Ощущая иглу, что тебя разгибает насквозь.
Ты проснулся беременным. Все остальное – неврозы.
И ты слышишь, как их (там, в тебе) оплавляется ось.

[Египет]

– 1 —
Снега манна, первая в эти сорок,
нота ми – из посуды, упавшей в небо,
лужа ужалит воздух одной из веревок
водяных или он разобьет свое отраженье. Нелепо
не любить свою речь, но так приключилось и
я дорогу забыл, как черновик. Забыл,
– 2 —
но не город меня напугал – река
кряхтела под птичьей шубой: ах, ты – тля,
на твоем серебристом лобке – рука
замерзала до вылета из рукавов воробья
(опускаясь все глубже, в предел прирученной цели,
я не заметил, что камни свое отпели)
– 3 —
На колоде дубовой – пробковая голова
разлетелась в четыре от головной боли,
отпуская на волю мысли. Сталь не права,
но дышится легче, а на просвете – прозрачные сколы
мраморной вены и два слепых хиппаря
ищут под стать свою поводыря.
– 4 —
Хор калек не родит солиста, и я
думаю: это ветер соврал погоду
Питера для Урала. Хромой занял себя гладкописанием, а
я огляделся, сплюнул бумагу и дал ходу
до пустыни, в которой любая страна
отсуствует. Свобода – это, когда тебя посылают на —
– 5 —
ты идешь, куда хочешь. Напролом,
подобно снегу, хуярящему на зрачок,
в декабре, чье начало обратилось концом
слова, и просит милостыню торчок,
чтоб гранита иней позолотил бочок
его. Бабочка умерла, задев сачок,
– 6 —
но в желтом доме ее оплачет дурак —
переводной, как пули в обойме. Дрянь
заливает дрянь мне в глотку. Шлак
складывает беззвучия в полый мрак.
Оглянувшись наружу, мы видим дно,
потому и держим закрытым окно
– 7 —
до поры, когда порченая весна
хлестанет из поры, которой женщина дышит,
когда речь – для пропавшего в зренье – тесна.
Вещь – тем меньше, чем ближе
к нервам. Рвется все, что имеет плоть:
жизнь, стихи и обугленный рот.
– 8 —
Будем стоять на своей черной дыре,
выпившей море и отхаркнувшей назад
кровавые воды. Висельник и Назорей —
едины по матери и по отцу. Взгляд
бога похож на слепоту, так как
путы его определяют страх
– 9 —
перед детьми. А сегодня – опять судьба,
троллейбус и несчастливый билет.
Мы – по части прощенья – большие доки, да
никто не хочет прощенья. Уг (р/л) истый мент
достает из кармана часы – ему
ехать в полном вагоне, но – как всегда – одному.
– 10 —
Одиночество – это ключ от Египта. Я
не умел говорить, но бог прошел стороной:
то ли читать не умел, то ли увидел меня,
и порешил, и соткал деревянный покой
мне. До фени, что он бормотал —
я спал
– 11 —
у расколотой камнем речи и на печи,
тырил коврижки неба и калачи
земные. Воронка ширилась и звенели ключи,
плавилось время, которым летели грачи
в лишенное оси облако, сиречь – провал.
Я спросил: где Египет? – бог молчал.
(2002)

«Спросят: какое число? – отвечай: много…»

Спросят: какое число? – отвечай: много.
Умея только до двух – все, что выше,
называю несуразно. Два века гудела погода,
чтобы сойти на блеф или что-то тише.
Мы искали смысл, чтоб потерять. Свистеть
нас учили раки и книги. Из мертвых женщин
ближе всех – та, что вдалеке. Просей
нас сквозь время свое и соски огрубеют. Меньше
руки бога – только жирный его трахарь Цезарь.
Наши дети забудут нас, поиграв в могилы.
Ни хирург, ни ветврач не спасут. Только чахлый писарь
сосчитает нас перед тем, как покинуть. «Милый,
разучись дышать…» – слышу я,
подчиняя звезду отливу.
(2002)

«В этом меде нет пчел…»

В этом меде нет пчел,
только дети и тени детей,
и дождя вертикальная нить.
И короткая память камней
разминает ладонью твоей
мокрый мякиш чужой немоты:
то приходишься братом песку,
то сестрою своей темноты.
(2002)

«Шел дождь. Росла трава…»

Шел дождь. Росла трава.
Мы пили эту воду,
мир поделив на два:
на афоризм и оду.
Остаток – пустоте
мы сбрасывали в баки.
Они гремели так,
что лаяли собаки.
С той стороны листа
глядит на нас бумага,
как мы с ее лица
пьем воду, точно брагу
Любой из нас убит,
но мы не умираем,
лакаем белый стыд,
и губ не обжигаем…
(2002)

«Закончил ветер выть, как только свечерело…»

Закончил ветер выть, как только свечерело,
а инвалид-сверчок чуть позже замолчал,
ты задала вопрос, точней – его пропела,
да я не отвечал.
О чем мне говорить, что лето нецензурно,
что нас имеет вновь любимая страна,
что ива у реки прозрачна, как мензурка,
а речка – холодна?
Что не умею жить без сурдоперевода,
что не умел любить и получил за то,
что из меня теперь течет моя свобода,
которая – ничто?
Что ты идешь гуляешь с чистопородным шпицем,
что весело свистишь, сзывая кобелей,
что в сумочке твоей двойная доза в шприце?
Давай ее скорей…
(2002)

«Соль разъедает и камень, и воздух – лишь речь…»

Соль разъедает и камень, и воздух – лишь речь
Имеет прочнее валентность – твой Харитон
Успеет обресть полураспад – пока мы течь-
Перетекать устанем сквозь шели свои в свободу.
Кода времени – это пустой человек,
С помощью междометий обратившийся в воду.
Не торопись, мой птенчик, на этот вокзал:
Поезда плетут лишь одно направленье на Север, и скоро очень
Прялка выткет железную нить из аватар,
Которые падают в землю замедленным снегом,
И прежде чем изливаться из крынки – ты оглянись:
Что будешь ты – после, там, за своим пределом.
Слова кончаются. Дальше – по видимому – темнота.
Над ЧТЗ – ангелы и прочая чертовщина.
И ты выходишь из меня первой из ста:
Дыханьем, когда «-40» – сигаретным дымом.
Моя соленая речь растворит тебя наверняка —
Во все стороны от Камчатки и притворится Крымом.
(2003)

«Ловля звезд – пустое занятье, но ты…»

Ловля звезд – пустое занятье, но ты
занималась всегда этим лучше, чем я,
и после свиданий с тобой я слышал, как роют фундамент кроты
и скоро здесь вырастет Колизей, а потом – скользя
по поросшему редкой травой побережью – волны забудут про нас.
И это правильно – поскольку это – о нас.

С этой книгой читают
Эта поэзия говорит о том, что мир не так однозначен, как о нем принято думать, что мир это то, что мы не созерцаем, а творим. И то, что сотворит каждый с этим гибким, податливым и серьезным, как жизнь и смерть, материалом идет в копилку общего творения будущей вселенной. /Андрей Тавров/
Книга стихотворений уральского поэта Александра Петрушкина продолжает линию метафизической и метареалистической поэзии и объединяет корпус написанного в 2016—2017 году.
Книга объединяет избранный корпус стихотворений (2010—2016 годов) уральского поэта Александра Петрушкина, проживающего в Кыштыме.
Книга о том, как постичь тайны поведения потребителей и побудить к совершению покупки, используя для этого методики традиционного маркетинга, дополненные результатами современных исследований мозга. Она рассказывает о нейромаркетинге – новом направлении на стыке двух наук, которое позволяет использовать знание закономерностей человеческого восприятия для выбора более точного способа эмоционального воздействия на покупателя в точках продажи.
«Гвардия тревоги» – новое произведение Екатерины Мурашовой, автора «Класса коррекции» – самой обсуждаемой книги последних лет о современной российской школе, о педагогах и о «проблемных» подростках. Попав в 8 «А» из других школ, Тая, Дима и Тимка оказываются «в стороне» от одноклассников, словно объединенных некой общей таинственной целью. В новом классе нет «дедовщины», никого не травят, ни на ком не «ездят». Откуда же у новичков странное чувств
Здесь собраны «военные» рассказы. Некоторые основаны на действительных событиях, но в основном придуманные. Впрочем… кто сейчас отличит правду от вымысла.
Никогда не бегай.От чувств, от которых бежишь. Далеко не убежать.Смысл один, как и возврат бумеранга.Вернётся всё, даже слово.