Льюис Шайнер. Адские медяки
Их было, наверное, с дюжину. Фортунато не взялся бы утверждать наверняка, поскольку они не стояли на месте, а пытались взять его в кольцо. У двоих-троих в руках поблескивали ножи, остальные были вооружены спиленными бильярдными киями, автомобильными антеннами – всем, что можно пустить в ход в драке. Джинсы, черные кожанки, длинные, зализанные назад волосы – как минимум трое из них подходили под расплывчатое описание, которое дала ему Кристалис.
– Я ищу некоего Гизмо, – сказал туз.
Они хотели оттеснить его с моста, но пока что не решались перейти к мерам физического воздействия. Слева от него выложенная брусчаткой дорожка уходила наверх, к музею Клойстерс. В парке было безлюдно – уже две недели, с тех самых пор, как им завладели уличные банды подростков.
– Эй, Гизмо, – проговорил один из них. – Что скажешь?
Значит, вот он каков – с тонкими губами и налитыми кровью глазами. Фортунато впился взглядом в ближайшего к нему парня.
– Убирайся, – велел он. Парень попятился; вид у него был нерешительный. Фортунато перевел взгляд на следующего. – К тебе тоже относится. Проваливай.
Этот оказался слабее – он развернулся и побежал.
Больше Фортунато ничего не успел. Острие кия устремилось ему в голову. Фортунато замедлил течение времени, перехватил кий и вышиб им из руки одного из нападавших нож. Он сделал вдох, и время снова побежало с обычной скоростью.
Теперь все явно занервничали.
– Уходите, – приказал он, и еще трое побежали прочь, включая и того, которого назвали Гизмо, – парень рванул вниз по склону, ко входу на станцию метро «193-я улица». Фортунато швырнул кий в обладателя еще одной финки и бросился вдогонку.
Они мчались под гору. Туз чувствовал, что начинает выдыхаться, и решился на выброс энергии, который оторвал его от земли и понес вперед по воздуху. Парнишка перед ним споткнулся и полетел кувырком. В позвоночнике у него что-то хрустнуло, обе его ноги конвульсивно дернулись. Через миг он был мертв.
– О господи! – выдохнул Фортунато, отряхивая с одежды пожухлую октябрьскую листву.
Полиция усилила патрулирование вокруг парка, хотя внутрь заходить не решалась. Однажды они уже пытались выбить ребятишек оттуда, и это стоило жизни двум полицейским. На следующий же день подростки вернулись обратно. Но патрульные следили за обстановкой и неминуемо должны были вмешаться и обнаружить тело.
Он обшарил карманы парня и нашел то, что искал, – медную монетку размером с пятицентовик, бурую, как подсыхающая кровь. Десять лет Кристалис и еще несколько человек караулили, не появится ли что-нибудь подобное, и вот прошлой ночью она увидела, как этот парнишка обронил монетку у нее в «Хрустальном дворце».
При нем не оказалось ни бумажника, ни чего-либо другого, на что стоило бы обратить внимание. Фортунато зажал монету в кулаке и поспешил ко входу в метро.
– Да, я ее помню, – кивнул Хирам, держа монету уголком салфетки. – Давненько это было.
– В шестьдесят девятом, – уточнил Фортунато. – Десять лет назад.
Хирам кивнул и прокашлялся. И без всякой магии было видно, что толстяку очень не по себе. Черная рубаха без пуговиц и кожаная куртка Фортунато не вполне соответствовали принятому в этом заведении стилю одежды. «Козырные тузы» смотрели на город с вершины Эмпайр-стейт-билдинг, и цены здесь столь же впечатляли, как и открывавшийся из панорамных окон вид.
К тому же он захватил с собой свое последнее приобретение, смуглую блондинку по имени Каролина, ночь с которой стоила пять сотен. Маленькая, но не хрупкая, с детским личиком и вполне развитым телом, эта девушка будила совершенно определенные чувства. На ней были обтягивающие джинсы и розовая шелковая блузка, на которой не мешало бы застегнуть пару пуговок. Стоило ей пошевелиться, как Хирам начинал беспокойно ерзать. Его смущение явно доставляло ей немалое удовольствие.
– Дело в том, что в прошлый раз я показывал тебе не эту монетку. Это другая.
– Поразительно. Просто не верится, что тебе попались целых две, и обе в таком хорошем состоянии.
– Думаю, ты смело можешь выражаться без обиняков. Я нашел ее у парня из одной из тех банд, которые наводнили Клойстерс. Она болталась у него в кармане. Первая попала ко мне от одного сопляка, который баловался оккультизмом.
Ему до сих пор было трудно об этом говорить. Тот парень убил трех его гейш: изрезал на куски в каких-то своих темных целях, которые Фортунато до сих пор так и не смог понять. Он продолжил жить своей жизнью, обучал своих женщин искусству любви, постигал тантрическую силу, которой наделил его вирус дикой карты, но в остальном вел себя тише воды ниже травы. Когда же это начинало ему надоедать, он проводил день или неделю, пытаясь раскрутить какую-нибудь зацепку из тех, что оставил после себя убийца. Монету. Последнее слово, которое он сказал, – «Тиамат». Еле уловимый след чьего-то присутствия, который Фортунато почувствовал на чердаке у мертвого мальчишки, но так и не смог распознать.
– Ты хочешь сказать, что в них есть нечто сверхъестественное? – спросил Хирам и метнул взгляд на Каролину, которая томно потягивалась в кресле.
– Я просто хочу, чтобы ты еще разок взглянул на нее.
– Ладно, – кивнул Хирам. Обедающая публика вокруг них позвякивала вилками и бокалами и переговаривалась – так негромко, что голоса напоминали журчание далекого ручейка. – Как я наверняка уже говорил, эта монета очень похожа на американский цент чеканки тысяча семьсот девяносто четвертого года, вышедший из-под кустарного пресса. Их могли украсть из какого-нибудь музея, нумизматической лавки или из частной… – Он умолк. – М-м-м. Ты только взгляни на это.
Он протянул монету и ткнул в нее пухлым пальцем, не касаясь, однако, поверхности.
– Видишь, вот здесь, в самом низу этого венка? Здесь должна быть дуга. Но на этой монете она похожа черт знает на что.
Фортунато пригляделся к монете, и на какую-то долю секунды ему показалось, будто он падает. Листья венка превратились в щупальца, кончик ленты раздвоился, словно клюв, дуга стала бесформенной плотью, кишащей множеством глаз. Фортунато уже видел такое прежде – в книге по шумерской мифологии. Подпись под рисунком гласила: «Тиамат».
