Даха Тараторина - Крапива

Девка была дивно хороша собой. Статная, ладная, златовласая, что пшеница в лучах восходящего солнца. По той пшенице она и шла, временами кланяясь борозде да собирая что-то в корзину, висящую на локте.

Княжич придержал коня – полюбоваться. Девка, видно, поднялась давненько, и ей, в отличие от Власа, никто к пробуждению трапезы не готовил. Сама мозолила тронутые загаром руки, сама в поле трудилась, сама и по хозяйству… Влас таких обыкновенно не привечал. К чему? Труженицы рано старели, привычно горбились, и кожа их покрывалась грязными пятнами рыжины, что меч ржавчиной, коли его долго не пускать в дело. Эта же иная. Когда нагибалась, спину держала ровно, а не дугой, кожу словно целовало какое-то другое солнце, ласковое да доброе, а не то, каковое припекает на самой окраине Срединных земель к середине лета. А когда нырнула в золотые волны двузерянки, будто нарочно выставив напоказ округлые бёдра, обтянутые понёвой, Влас и вовсе распустил ворот рубахи. Зной покамест не опустился на поля, а жарко вдруг стало…

Седовласый дядька поравнялся с княжичем, кивнул на девку.

- Подозвать?

Влас махнул смоляной головой, поглазел ещё малость и, наконец, звонко свистнул в два пальца.

Девка так и подскочила, выронив корзину, а весёлые парни, до того затаившие дыхание подобно господину, залились смехом. Только отдышавшись она сощурилась против солнца и признала молодца.

- Здрав будь, княжич, - сказала она, поскупившись на поклон.

Влас повернулся в седле и упёр руку в бедро.

- И ты здравствуй, красавица.

Однако ж дальше разговор вести девица не спешила. Дождалась, пока хохот утихнет, обвела малую дружину хмурым взглядом да пошла подымать корзину. Влас всё больше привык к девам улыбчивым, смешливым. Такие сами норовили подойти к нему ближе, ненароком коснуться запястья, а то и шепнуть на ухо ласковое слово. Шутка ли? Мало того, что княжич, так ещё и хорош собой.

Эта же улыбкой никого не одарила. Да и умела ли?

Первым неладное заподозрил дядька. Кому, как ни ему?

- Будет, княже. Нас дома ждут.

Но Влас, как водится, только отмахнулся от старика.

- Подождут. Эй, славница! Что невесела?

- Некогда веселиться, - был ответ. – Работать надобно.

- А ты передохни, присядь, - Влас хлопнул себя по бедру, дескать, прямо сюда и садись. – А мои молодцы за тебя потрудятся.

Парни снова загоготали, что стадо гусей.

- А ты, княжич, небось тоже без дела сидеть не будешь? Пока мы трудиться в поле станем, ты потрудишься над девкою?

Влас показал белые зубы: сами гадайте, стало быть.

Девка метнула тяжёлый взгляд отряду за спины – туда, куда убегала пыльная колея. По ней приехали всадники, по ней чуть раньше пришла и она сама. И нынче, чтобы вернуться в деревню, следовало обогнуть дюжину крепких парней да их вожака, скалящегося не хуже волка. Славница ровно и тихо проговорила:

- Не серчай, княжич, что не по чести тебя приветствую. Я с родовитыми говорить не обучена.

- Так я тебя обучу, - с готовностью пообещал Влас. – Знай слушай!

Она медленно покачала головой.

- Слыхала я, что и без меня тебе нашлось, кого учить. Неужто Матка не уважила, мёду не поднесла, рядом дочь не посадила?

Старшая в деревне, Матка Свея, и впрямь уважила его как следует. Мёд был сладок и пьян, а дочь её, что слыла первой красавицей в Тяпенках, добра и ласкова. Да не по сердцу. Где уж тут разгуляться молодому горячему парню, когда дядька нашептал: хитрая Свея не просто так отправила к нему любимицу. Зачнёт от княжича наследника – и станут Тяпенки зваться Срединной землёй, шляхам поганым на зло. А княжич возьми да и заупрямься! Словом, не веселие, а обида одна!

Оттого княжич, хоть и пировал вдоволь, и наплясался, а силушку молодецкую не растратил, да и хмель из буйной головы выветрил не до конца. А тут – девка! Да норовистая… Да та, что на пир не явилась, не пожелала поклониться щедрому господину.

Ещё дядька масла в огонь подлил:

- И то верно, княжич. Не таких тебе учить, не стоит того.

- Что я вам, жеребец племенной?! – взбунтовался Влас. Конь под ним заржал, почуяв злость хозяина, а дядька смущённо потупился. – Сам решу, кого и чему… учить.

- На то твоя воля, княжич, - не стала спорить девка и… пошла прочь прямо через поле.

Дружинники не преминули подшутить:

- Что, княжич, уплыла рыбка? Али крючок маловат для такой добычи?

Власа в краску так и бросило!

- А ну стой! Ты, девка!

Златовласая лишь ускорила шаг.

- Сюда иди! Вот же Лихо! Привести её, живо!

Парням только прикажи: гикнули, хлестнули поводьями да поскакали наперерез упрямице. Только отяжелевшие колосья под копытами захрустели!

Девка метнулась вправо-влево, кинулась в сторону леса, да куда там! Длинноногие зверюги снова и снова отрезали ей путь, теснили к княжичу.

Наконец добыча попалась, хоть и сверкала синими глазищами непокорно да корзину к груди прижимала так, что, окажись на её месте шея Власа, придушила бы.

А так девка ещё краше! Взопревшая, с растрёпанной косой, высоко вздымающая грудь…

- Что бежишь? Думаешь, обижу?

Влас нагнулся с седла – погладить дурёху по щеке, но та шарахнулась, словно от чёрной хвори.

- Да что ты как дикая, ну?

- Не тронь, княжич. Заклинаю: не тронь! – глядя в землю, попросила она.

- Не то что?

Златовласая замотала головой.

- Тебе же хуже будет. Не тронь, пусти домой…

Позади вновь послышались смешки, а тут ещё и дядька:

- Влас, ну её. Не трогай. Больная небось.

- Больная, - подтвердила упрямица.

Княжич досадливо дёрнул поводья, конь едва на дыбы не встал.

- А что, мне нынче трогать дозволено только того, на кого ты укажешь?

Дядька всё не отставал:

- Поехали…

- Вот ты и поезжай. А я… управлюсь и догоню.

Девка затравленно озиралась. Неужто никто не спасёт?! Но везде, куда ни глянь, только чужаки, да и свои, что уж, не бросились бы на подмогу: кому охота с наследником самого Посадника ссориться? Да и ради кого…

И дурёха побежала. Быть может, стой она смирно, обошлось бы. Но страх кусал за пятки, куда тут думать да гадать? И княжич кинулся следом.

Конь в два прыжка нагнал бы беглянку, но Влас травил её долго, рисуясь перед дружиной. Те знай подначивали:

- Хватай, хватай! Быстра пташка! Лови, княжич!

Девка небось уже поверила, что спасётся, когда Влас поймал её на самом краю поля, ловко подсёк плетью да повалил. Почти на бегу спрыгнул с седла, и жеребец проскакал ещё добрых полверсты, прежде чем понять, что всадник пропал, и остановиться. Конь фыркнул и опустил голову в пшеницу – поискать лакомство. Всё одно хозяина не видать. А хозяин с девкою вместе уже возились в золотых зарослях.

- Куда, дура?! Стой!

Девка не слушала. Визжала, билась, как рыбёшка, словно нарочно кипятила княжичу кровь. Влас хватанул за ворот, тот затрещал, открывая налитую девичью грудь… Куда там до дядькиных упреждений!