Родителей не выбирают, как и других родственников. Это почти лотерея: кому-то повезет, а кому-то нет. Вот у меня второй вариант.
Слышу, как в очередной раз хлопает входная дверь. С первого этажа доносятся громкие голоса. Теперь точно все родственники в сборе. Поднимаюсь с кровати, стараясь не смотреть в сторону окна, где притаился мольберт. Кривя губы, спускаюсь по лестнице.
В зале стоит большой кухонный стол, уже заставленный едой. Ко мне подлетает бабушка. Без лишних приветствий она сует мне в руки стеклянную бутылку с этикеткой от водки. Интуиция подсказывает: там явно налито что-то другое.
– Спрячь это, пока Виктор не увидел, – ворчит бабушка и толкает меня к кухне.
В свои восемьдесят пять она бегает порой быстрее меня. А секрет молодости кроется в бутылочке, которую я послушно ставлю на самую высокую полку и загораживаю ее пустой жестяной банкой.
Идти обратно не хочется. Но голод заставляет вернуться.
За столом – картина Леонардо да Винчи «Тайная вечеря». Только вместо Иисуса всем руководит бабушка в своем цветном платочке, что-то упорно доказывающая отцу. Папа разливает по рюмкам самогон, который он помогает бабушке гнать у нее дома.
Сажусь на свободное место возле тети Лизы. Она такая же худенькая, как и я. Видимо, малыши из детского сада все соки из нее высасывают.
– А чего не полную? – возмущается дядя Виктор.
У него пухлое, красное лицо с бегающими глазками. Отец подливает ему еще. Тетя Лиза, жена дяди Виктора, ругает папу.
– И так уже три дня без просыху.
– Готова к школе? – отвлекает меня голос с другой стороны.
Там сидит полная и спокойная тетя Тамара. Она уже положила себе в тарелку картофельное пюре, тефтели и пару салатов.
– Да. Учебники получила, расписание есть. Жаль, ходить далеко.
– Ты же спортсменка, – хихикает тетя Тамара.
В это время ее живот изображает дрожащее желе.
– Вообще-то я художник.
Но кого это волнует.
– Как мама?
– Хорошо. – Сжимаюсь внутри.
Хоть бы на этом тема была закрыта. Но не тут-то было.
– Да что ты спрашиваешь? Конечно, отлично, – ворчит бабушка. – Сплавила единственного ребенка и живет в свое удовольствие. А как нам теперь Сереженьке невесту искать? – Это она про моего отца. – Негоже мужчине одному быть.
И тут происходит самое интересное. Тетя Лиза вступает в разговор на чувашском языке. Родственники это подхватывают, и вот я уже ни слова не понимаю, кроме «мама», «папа» и пары матерных фраз, которые мне довелось выучить еще в детстве во время ссор родителей.
В комнату заходит мой двоюродный брат Игорь. Его мама тетя Лиза радуется, что он пришел, и торопит сесть за стол.
– Тост! – вскрикивает дядя Виктор, прерывая балаган, и хватает рюмку.
Самогон проливается ему в салат. Тетя Лиза пытается усмирить дядю. Тот размахивает рукой, будто отгоняет назойливую муху, разливая еще больше.
– За Настю. За приезд. Чтобы никто не видел твоих слез.
Дядя Виктор глотает самогонку, громко ставит рюмку на стол и садится на место.
– Что ты такое желаешь?! – возмущается тетя Лиза. – Пить надо меньше, чтобы понимать, что говоришь.
– Сергей, ты завтра работаешь? – спрашивает тетя Тамара у моего отца.
– Да.
– Вот и я работаю. Подвезешь меня утром?
– Если вызова не будет…
Смотрю на свою семью. Тетя Тамара снова жует. Тетя Лиза что-то резкое говорит дяде Виктору. Бабушка снова подпихивает отца в бок. Тот разливает самогонку. Вся семья вновь вступает в дебаты по поводу: наливать ли дяде Виктору.
Встречаюсь с Игорем взглядом. Он подмигивает мне и одними лишь губами говорит:
– Привыкнешь.
Выдавливаю улыбку.
Я отпиваю компот из бокала. Запах алкоголя из соседних рюмок вызывает отвращение. Картина сама всплывает в памяти.
Мама с отчимом пьют виски. Она всегда говорит громко, а в этот раз уровень децибел зашкаливает. Речь актеров в телефоне заглушается маминым немного басистым смехом. На время все стихает. В сериале начинается самый интересный эпизод: главная битва. Я вся в моменте. И тут до моих ушей долетают совершенно не детские звуки. И так каждый раз, когда они пьют. Поскольку, пока они трезвые, им удается это делать тише.
Я вываливаю все из рюкзака, дабы побыстрее найти наушники. Громкая музыка заглушает стоны матери и ее нового молоденького хахаля. Придется отложить просмотр сериала. Под тяжелый рок заказываю другие наушники в интернете, надеясь, что, может, этой новинке удастся заглушить вакханалию в соседней комнате. Моя детская психика разбита вдребезги.
Когда мама и папа были женаты, такого ужаса не происходило. Точнее, я об этом не знала.
А вот дядя Виктор не замечает ничего, кроме:
– Почему рюмки пустуют?
Истребив большую часть продуктов, семейка переходит к традиционным песнопениям. Плейлист скуден: «Виновата ли я», «Ты ждешь, Лизавета», «Миленький ты мой, возьми меня с собой» и чувашские народные.
Убираю со стола, дабы спрятаться от этих воплей на кухне. Шум воды в кране и закрытая дверь не сравнятся с наушниками. Подумываю, а не подняться ли за ними. В комнату заходит Игорь. Он ставит тарелку с салатом на столешницу.
– Смотри, что принес. – Игорь достает из-под кофты недопитую самогонку. – Будешь?
– Нет.
– Это пока. – Игорь переливает все остатки в пол-литра лимонада. – Вечер будет веселый. Пойдешь с нами на улицу?
– Не сегодня. Завтра первый день. Не хватало, чтобы от меня еще перегаром пахло.
– Пф. И что, если будет пахнуть? Родителей вызовут? Ха. – Видя, что я не отвечаю, Игорь заговорил спокойнее. – Нам обоим еще год с небольшим остался. Ты можешь после девятого уйти и в колледж податься. Зато уедешь из Сенгилея. Можно жить в общаге, без постоянного надзора и нравоучений. Я вот до одиннадцатого протянул. Тут все не так плохо. Ты выпивай иногда, и время быстрее пролетит.
Усмехаюсь:
– Отличный совет старшего брата.
– Проверенный. – Игорь вновь подмигивает и уходит с лимонадом из кухни.
Посуда чистая. Радуюсь возможности закрыться в своей комнате. В зале семья медленно перемещается на диван.
– Приходи в свой выходной, будем еще варить самогон. И сахар купи, – бубнит бабушка, обращаясь к моему отцу. – Тот мешок уже почти закончился. Бери больше.
Игоря среди них нет. Тетя Лиза выталкивает в двери дядю Виктора, который еле стоит на ногах. Сейчас под конвоем поведут его домой.
Захожу к себе в комнату. С порога меня встречает мольберт с белым холстом. Сжимаю зубы, отвожу взгляд. В следующем году я была бы выпускницей художественной школы. Теперь у меня такой возможности нет. Четыре года в топку. Чистый холст вызывает муки совести.
Переодеваюсь в джинсы и свитер.
По телевизору идет какой-то турецкий сериал. Бабушка внимательно следит за картиной.
– Я погуляю, – говорю я отцу.
Папа переводит взгляд с телевизора на меня.