Михаил Синельников - Красные листья Гомбори. Книга о Грузии

Красные листья Гомбори. Книга о Грузии
Название: Красные листья Гомбори. Книга о Грузии
Автор:
Жанр: Стихи и поэзия
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: 2024
О чем книга "Красные листья Гомбори. Книга о Грузии"

Новая книга Михаила Синельникова всецело посвящена Грузии. В сборник вошли избранные переводы из поэзии классиков и старших современников разных поколений, образующие подобие собственной антологии – более сорока авторов. Но известный московский поэт был не только видным переводчиком: собственные стихи, содержащие разнообразные грузинские мотивы, появлялись в каждой из его многочисленных стихотворных книг. Здесь они собраны воедино. Проникнутые любовью к удивительной древней стране и ее гордому народу, посвященные ее поэтам и живописцам, они повествуют о нравах и судьбах в переплетении с судьбами русских гостей Грузии, для которых она все времена была заветным прибежищем и очагом свободы. Вдохновлены грузинским колоритом и мемуарные новеллы, основанные и на лично пережитом и на услышанном из уст надежных свидетелей миновавшего столетия. Русским поэтам Грузия всегда дарила ощущение своего вечно праздничного быта. Вдогонку всем устремлявшимся на родину мирового виноградарства Кахетию в золотую пору сбора винограда и рождения вина, осенние рощи Гомборского перевала посылали свои красные листья.

Бесплатно читать онлайн Красные листья Гомбори. Книга о Грузии


Рисованная открытка от Гаянэ Хачатрян



@biblioclub: Издание зарегистрировано ИД «Директ-Медиа» в российских и международных сервисах книгоиздательской продукции: РИНЦ, DataCite (DOI), Книжной палате РФ


© М. И. Синельников, 2024

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2024

I. Стихи о Грузии

Из давних книг

Шарден в Тифлисе

Закрой глаза! Полнеба – за порогом,
Вся в радугах подзорная труба.
Ты слышишь, осушают рог за рогом,
Торгуют богом и пекут хлеба.
Татары, турки, персы и армяне.
Дары волхвов. За облаком седым —
Копытный цокот, музыки зиянье,
Коленчатый, волнообразный дым.
И мысль пойдет за каждым иноверцем,
Скользнет, свиваясь в дымное кольцо.
Там за углом… Балконы с красным перцем,
Пугливое, прекрасное лицо.
Но что твоя смешная серенада!
Все это – ложь и серная вода.
Я проведу тебя кругами ада,
Подземные открою города.
Глубокий погреб той грузинской речи,
Где никнет хмель и глохнет лития,
Уходят уплывающие свечи
За цветовые пятна бытия.
И в этом закипающем прибое
Еще сольются в пенный океан
Персидское лилово-голубое
И серебро гиперборейских стран.
Но есть у нас кузнечный цех и рынок.
И под гербами Солнца и Луны —
Семи стихий условный поединок
И меры веса, скорости, длины.
Но есть еще истертая циновка,
Упорный молот, огненная печь,
Высокая бесовская сноровка
Лаваш и меч из пламени извлечь.
Так вот они, искусства атрибуты,
Под сводом вулканических небес…
Теперь гляди, смотри, не перепутай,
Удара тяжесть и удельный вес!

Октябрь 1971

Тбилиси. Балет

Вере Цигнадзе[1]

Запах сладкой мяты и забвенья,
Розовое масло желтых роз,
Трепетно-задумчивые звенья
Золотых сцепившихся стрекоз.
Может быть, растаяла от муки
И давно в полете умерла
Тетива, застывшая на луке,
В воздухе висящая стрела.
Неподвижность каждого движенья,
Скорость света, ровный ход планет.
Будущего головокруженье…
Прошлого и не было, и нет.
Как твое недолговечно счастье,
Хрупкое Адамово ребро!
И до устья кисти и запястья
В три ручья струится серебро.
Ветер славы мчится негодуя,
Шевеля подвески потолка.
И не может помнить поцелуя
Балерины потная рука.

1972

Сумерки

С душой вечерней и прохладной кровью
Бреду в московских сумерках домой.
Но продвигаюсь мысленно к верховью
Реки хевсурской пенно-дымовой.
Над головой что ни утес – то кубок
С дымящим суслом дыбящихся гроз.
Могучий дух! И крепости обрубок
К туманности эпической прирос.
Но в час, когда переселялся эпос
В лирические наши города,
Торжествовала твердых рек свирепость,
Жестокость камня и коварство льда.
Закрыл глаза – стал горячей и звонче
Сырой напев гремучего ключа.
И мчится речка хищной стаей гончей,
Обламывая ребра и рыча.
Кусается, прыжками сносит бревна
Парящего над пропастью моста.
Ни в чем, ни в чем природа не виновна.
Земля прекрасна. И река чиста!

1974

Пиры

Грузинских пиршеств пенье хоровое
Гремит до помрачения ума.
Ревет шашлык, спешащий с водопоя,
А на холмах блуждает хашлама.
Томится скот, утаптывая травы,
И на губах баранов и коров
Цветут и вянут пряные приправы
Беспечных песен, будущих пиров.

1975

Фреска

Памяти Г. Д. Джапаридзе

Эта женщина с фрески сошла.
Огляделась и вышла из фрески.
Пели медные колокола
И серебряные подвески.
И, наверное, храм на горе
Был построен единственно ради
Этих крыльев в седом серебре
И суровой серебряной пряди.
Столько света на гордом челе,
Столько жизни и сдержанной страсти!
Но серебряные запястья
Кисти рук относили к земле.
Разве ноша была тяжела?
И в серебряном молнийном блеске
Та, что с фрески грузинской сошла,
Возвратилась в безмолвие фрески.
Светлый лик я увижу во сне
На поблекшей гелатской стене.

1975

Джвари

Все взяли строители Джвари,
Весь округ земли под ногой,
Все небо в чудесном пожаре
Одели тяжелой дугой.
Коснулись коленями пыли,
За все получили сполна…
И встали с колен, и забыли
Святые свои имена.
Потом укрепили скрижали,
Где ангелы вьются, трубя.
И в самом холодном подвале
Поставили склеп для себя.

1975

Имя

В ревущей буре Куры, ликуя,—
Водоворотов рукоплесканье…
Под гул чонгури им вслед бегу я
И над лугами, и над песками.
О, в этом сильном круговороте,
Властолюбивом, крутом разбеге —
Раздолье свежей покорной плоти,
Блаженной смерти, звериной неги.
О жизнь слепая, ты – отраженье
Вершин и храмов, долин и хижин,
То мир – в тревоге, в передвиженье,
То вновь зеркален и неподвижен.
Войди в теченье, смежая веки,
В миг омовенья забудь мгновенье.
Роняя руки в родные реки,
Как дуновенье, прими забвенье.
Давно, Халдея, твои колена
В земле Колхиды свой плен забыли.
И только пена, речная пена
Летит сквозь время, как туча пыли.
В огне и дыме родятся реки,
Ведут пророков пути прямые!
И только имя гремит вовеки:
Иеремия!
Иеремия!

1975

Оклад грузинской иконы

XVII век

Ираклию Абашидзе

Здесь виноцветная горит камея Рима,
Изиды желтый лик, Ирана бирюза.
И в образ врезалась так невообразимо
Сквозного образка блажная стрекоза.
Китайский караван, к Дамаску шедший мимо,
Здесь обронил нефрит. Сквозь образ в образа
Он, застывая, вплыл буддийским сгустком дыма,
Как будто в пыль дорог упавшая слеза.
Так ясно-золотист был Бека Опизари[2],
Но только годы бед быть рядом обязали
Звезду и тусклый крест. Не зря прошла гроза.
Все золото земли, крута и плодовита,
Здесь оплела лоза и Вакха, и Давида,
Орнаментом взяла грузинская лоза.

1978

Старый город

Р. Кондахсазову

Плавно-покатый, румяно-гранатовый,
Вогнутый город с горой на груди,
Далью оглядывай, небом окатывай,
По затонувшим мостам проведи!
Книгой зачитанной и недоконченной,
Выцветшим сонником, темным, как сон,
Сводчатый, дымчатый, многобалкончатый,
Сам ты похищен и в ночь унесен.
В ночь, что спросонья, ворочаясь лавою,
Мечется, серной водой клокоча,
В ночь, где хлопочет певуньей лукавою
И гомонит, горячась, каманча.
Сине-прохладный и знойно-сиреневый,
Переплетенный закатом Тифлис,
Перепиши ты свой свиток шагреневый
Там, где заставкою месяц повис!
Гулкая улица, дряхлая странница,
Сузившись, сжавшись, трясет головой,
И по пятам ковыляет, и тянется,
Словно застывший напев хоровой.

1978

Свойство города

Даже русских смягчает Тбилиси

1978

Озеро Палиостоми

Пустынны берега Палиостоми,
Здесь рыбами покрытая земля
Дрожит и в смертной движется истоме,
Хвостами исступленно шевеля.
Так сердце, частым схваченное бреднем,
Сжимая, нежат руки рыбака.
Кто был у женщин первым и последним,
Тот жил и жил, и умирал слегка.

1978

Рембрандт. «Даная»

В городе, где за тарелку супа
Пиршество на вывеске писали,
Золото, отвешенное скупо,
В сумраке повисло, как в подвале.
На границе затеми и теми,
На слиянье сна и сонной яви,
Зыблется расплавленное время,
Забродило желтое манави[3].
Ждут суда заложники в Иране,
Молится генсек в Афганистане,
Созревает заговор в Багдаде.
Золото клокочет в исступленье,
Вязью очертя твои колени,
Воздухом лучистым губы гладя.
Золото устанет пить Даная,
Родина окликнет ледяная,
Жаркий день припомнится едва ли.
Но зрачок влюбленно-удивленный,

С этой книгой читают
Михаил Синельников – известный московский поэт, эссеист, исследователь литературы, автор многих статей о поэзии и составитель ряда поэтических антологий и хрестоматий, а также – переводчик классической и современной поэзии Востока. Но в последнее десятилетие на первый план отчетливо вышли собственные стихи, привлекшие внимание сочувственной критики и отмеченные различными отечественными и международными премиями.Изгибы пути поэта, уже давно напеч
В книге собраны стихи, написанные с 14 до 37 лет. Это память о самых важных, судьбоносных, золотых мгновениях жизни, дающая ключ ко всему остальному прозаическому корпусу творений автора.
Автор ОЛЬНОВ АНАТОЛИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.Год рождения – 1938, 27 февраля. Родина – с. Городище Череповецкого района Вологодской области. Кроме Череповца и Петрозаводска проживал в городах: Сортавала, Витебск, Усть-Каменогорск, Альметьевск.
Гражданин Советского Союза. Коммунист.Родился 22.12.1956 г.Родители – ветераны Великой Отечественной войны.Окончил ВВМУПП им. Ленинского комсомола в 1981 г.1981—1993 гг. – служил на дизельных подводных лодках 182-й Отдельной Бригады подводных лодок (б. Бечевинская), КВФ.После предательского развала Советского Союза подал рапорт об увольнении из ВС, заявив о несогласии с политикой нового руководства страны, армии и флота.Уволен в запас с должности
Мы любим. Если повезет, становимся счастливыми, и со временем у нас появляются прекрасные воспоминания.Если нет, нам остаются грусть и иногда стихи.
Случилась эта беда в самом начале девяностых. Мы с Настей, моей невестой, гуляли поздно вечером по Пресне. Вдруг – яркая светящаяся вывеска, музыка, весёлые люди, дорогие машины у входа. Ночной клуб! Насте захотелось взглянуть, как там «новая» Россия отдыхает…
Если тебе 11 лет и ты мечтаешь о собаке, к чему может привести твоя мечта? Али – мальчику, живущему в небольшом турецком посёлке, пришлось сразу столкнуться с непониманием родителей, как только рассказал им о своём желании. Поэтому Али решил завести собаку в тайне от всех! О том, какие неожиданные ситуации и даже опасные приключения ждали мальчика и его собаку на этом пути, вы узнаете, прочитав книгу.
У иллюзорного мира нет возможности убить человека по-настоящему, зато он способен вызвать в нем реальные чувства.
Он бегает быстрее лошади и пускает стрелу из боевого лука также точно, мощно и неукротимо, как бьёт ночная молния. Он любит девушку. И она отвечает ему взаимностью. Они рождены в Амазонке. И лучше её не злить.