Большой круглый зал центрального пупка – храма-чрева Сырой Руды, полностью заполнили адепты учения пуповины Святого Пламени. Сегодня в ночь на шестое мая они принимали клятву Проводника. Наутро все пять тысяч новоиспечённых Проводников, следуя программе назначенных им испытаний, отправятся в мир за первой их сцепкой.
Четыре Кондуктора, четыре главы центрального пупка – перекрестия прицела снайперской винтовки учения Святого Пламени, наводимой общей дланью организации по воле провидения, стояли незыблемыми столпами веры на полукружье возвышения сцены. Выступая, как ведущие, как направляющие порыв массы адепты, они никак не ограничивали их волю, показывая пути, освещая возможности и лишь одного требующие от них – самостоятельности в выборе целей и решений. Пятичасовой ритуал трёх последовательных медитаций, вводящих ум в изменённое состояние восприятия информации, остался позади, за стенами чрева вставало солнце. Тьма отступала, братья символически, в мыслях, прошли ночной путь, оказавшись на пороге рассвета. Оставалась клятва.
Белый зал с высокими позолоченными лепными потолками окружали идущие стальными хромированными, доведёнными полировкой до состояния железного зеркала, клинья, поднимающиеся от самого пола и вплотную прижимающиеся, вырастающие из стен и покоряющие их треугольные декоративные колонны. В промежутках между клиньями висели белые полотнища с изображениями стадий преображения новичка в воина воли. Похожие на синие иероглифы фигуры адептов меняли стойки, эволюционируя из сидящего белого человечка, расслабленного, внимающего красной точке, стоящей в зените, до вбегающего в восходящий диск солнца с чёрной точкой посередине. Полотнища колыхались: на них снизу дули струи воздуха из вентиляционных труб, спрятанных в стенных нишах, создавая иллюзию движения. Фигуры, обозначающие прогресс адептов "Пламени", словно живые, принимали участие в выпускном митинге учения.
Построившись ромбом, одна из вершин которого направлялась к центру зала, одетые в коричневые военные мундиры без знаков различия, Кондукторы сменили змейку медитации на двойной треугольник повышенного внимания. Глаза открылись, стоявший впереди всех Кондуктор, вытянув вперёд руки с растопыренными пальцами, начал:
– Я – это вы. Вы – это я, – чуть ли не шёпотом произнёс Кондуктор. Хоть и слабые звуки прозвучали проникновенными словами, достигшими, в конце концов, за счёт великолепной акустики зала, ушей каждого адепта, стоящего в последнем ряду. Получалось так, что Кондуктор будто бы общался с каждым по отдельности, но и со всеми братьями сразу. Волшебное впечатление усилилось после того, как с шёпота Кондуктор резко перескочил на децибелы сирены воздушной тревоги: – Вождь стая!!! Смерти нет!!! – От крика до доверительного сообщения тайны: – Ты смотришь на пламя – ты видишь будущее. Ты умрёшь, – говорит с холодом тысячи холодильных камер тысячи моргов в голосе Кондуктор, указывая пальцем на адепта, стоящего в первом ряду, – и ты умрёшь, – продолжает кондуктор, указывая на адепта, замершего у дверей, – и я умру… Вождь стаи бессмертен!!! – провозглашает оратор незыблемую истину на все века истории людей. – Убивай своё маленькое я, – тихо, – культивируй большое МЫ! – громко, как разряд молнии. – Мы восток. Мы запад. Мы юг. Мы север. – Зал откликается, задорно, в порыве, без подсказки реагируя на поднятый вверх кулак Кондуктора и дружно выдыхает: "МЫ!"
Температура в зале падает с двадцати одного комфортного градуса до освежающих, пробуждающих, всего десяти. Климат-контроль здания нагоняет в круглый зал ветром прохладу. Разум братьев очищается, становясь прозрачным, похожим на горный хрусталь.
Кондукторы перестали раскачиваться в такт порывам искусственного ветерка, место первого выступающего занимает лидер с правой вершины. Он, подхватывая знамя речи, поднятое братом, продолжает речь. Его голос не звенит, как у первого, а гудит трубами Армагеддона:
– Выходя из чрева, я выхожу в мир, чтобы очищать, чтобы очиститься, чтобы вернуться. Совершить сцепку, изменить судьбу. Отдаю себя на суд Святого Пламени. – Зал, не дожидаясь команды, ухнул единой глоткой: "Отдаю". – Обещаю вернуться по завершению сцепки. – "Обещаю". – Буду оставаться в миру столько сколько этого потребует путь. – "Буду". – Освобождаюсь от себя, чтобы выросли "МЫ". – "Освобождаюсь".
Кондуктор, сделав шаг вперёд, вскинул к небу кулак. В ответ зал взрывался:
– Отдаю! Обещаю! Буду! Освобождаюсь!
– Каждый готов. Каждый один и часть целого. Каждый? – Кондуктор спрашивает, даёт последний шанс сомневающимся, не давая никакого шанса оставаться слабым.
– МЫ!
На лестнице, ведущей в храм-чрево Сырой Руды, в начале подъёма стояли Кондуктор, тот, который открыл сессию клятвы будущих Проводников, и адепт, получивший первое своё самостоятельное задание на сцепку – Тимур Акулов. В отличие от маститого Кондуктора, солидного мужчины сорока с лишним лет с мясистым, обветренным лицом морского волка, начавшего терять посеребрённые пережитыми потрясениями волосы, успевшего сменить военный мундир на костюм, и переобуться, отказавшись от армейских ботинок в пользу начищенных до блеска туфлей, Тимур переодеться не успел. Так же одетый в свободную зелёную рубаху и широкие голубые штаны, на ногах кеды, Тимур внимательно слушал, что ему говорил наставник-куратор.
Акулову повезло, он стал исключением из правил, попав в обойму наблюдаемых самим старшим Кондуктором совета Сечения. Обычно с братьями новичками первой ступени до того, как они совершали первую сцепку, занимались Проводники, вернувшиеся из мира. Так в "Пламени" соблюдалось условие преемственности и духовного роста, неограниченного догматами, неизбежно накапливающимися любыми людьми с возрастом. Такой подход работал в целом, но иногда выгоднее и правильнее было самых способных адептов проводить в обход обычного лабиринта, выводя прямо на цель. Кондуктор Влас проводил первичные собеседования с претендентами на звания адепта самолично. Тимур ему сразу приглянулся. Понаблюдав за ним в стенах "Чрева" с месяц, он забрал его к себе под крыло.
Адепты уже, как час, разъехались по маршрутам, полученным загодя. Три старших Кондуктора вернулись в кельи, а Влас провожал Тимура, напутствуя, волнуясь за девятнадцатилетнего мальчика, как за собственного сына. Румяное солнце освещало окраину города гиганта, молодые липкие листочки деревьев таинственно шелестели; редкие машины проносились по серевшей вдали полоске трассы федерального значения. Утро первого, самостоятельного дня жизни Акулова начиналось с разговора с куратором. Не так уж плохо. Он хотел продлить этот момент, чтобы отсрочить хотя бы на минуту обретение самостоятельности. Тимур жаждал и боялся, никак не выказывая волнения внешне, но знал, что Влас знает о его тревоге. Кондуктор взял Тимура за плечи, заглянув ему снизу в глаза, продолжил говорить:
