Ева фон Штрауб медленно шла вдоль торговых рядов, с интересом приглядываясь к разложенной на прилавках утвари. Крепкую плетёную корзинку она держала на весу, не заполняя её продуктами: намеренно тянула время, наслаждаясь прогулкой по оживлённой улице и видом привлекательных товаров, выставленных заезжими купцами. Гуго часто ворчал, что Акра из оплота христианства постепенно превращалась в сборище лавочников и жуликов, и что следовало бы поступить с ними так же, как Иисус Христос в своё время с торгующими в храме. Рыжий рыцарь даже ногами топал и сжимал огромные волосатые кулаки, показывая, как именно, по его мнению, Господь выгонял купцов из притвора.
Брат ушёл из города на рассвете, и Ева не ожидала его до следующего утра: госпитальер взялся сопровождать группу паломников в Яффу, и не успел бы вернуться до вечернего закрытия ворот. Эту ночь ей предстояло провести одной, но леди Штрауб не испытывала по этому поводу никаких волнений. Гуго едва ли грозила какая-нибудь опасность, а значит, спать в снятых ими комнатах Ева могла совершенно спокойно. И это именно она настояла на том, чтобы брат согласился – денег за простое сопровождение платили немного, но теперь выбирать не приходилось: в ордене намечались раздоры, работы становилось всё меньше. От сложных заданий и дальних разъездов Штрауб отказывался сам: боялся оставлять сестру одну. С собой брать тоже не мог – Еве становилось хуже.
Она скрывала от Гуго плохое самочувствие, как умела, но и брат не был слепцом: от него не укрылась ни одышка, ни кашель, ни общая слабость, навалившаяся на Еву тотчас, как они прибыли в Акру. Действие чудесной молитвы сэра Кая закончилось; она продолжала умирать.
- Финики! Шербет!!! – гаркнули ей на ухо, и Ева от неожиданности отскочила, прижимая руку к груди. Дышать тотчас стало тяжелее.
Торговец сладостями прошёл мимо, а она поспешно ухватила край головного платка, чтобы прикрыть рот: рвущийся наружу кашель, как всегда, пришёл неожиданно.
В Тире они нанимали женщину, которая ходила на базар и готовила еду – несколько раз в неделю. В Акре от такой роскоши леди Штрауб решительно отказалась. Если они приехали на Святую землю, чтобы скопить состояние, то требовалось сохранять деньги, а не тратить. Заниматься хозяйством она научилась ещё дома, в далёкой Германии; отточила нехитрое, но утомительное мастерство в походах и за несколько лет жизни в Тире. Самое нелюбимое занятие – готовка – осталось единственным, что Ева совсем не жаловала, однако примирилась и с ним, отказавшись от всякого рода прислуги – ради мечты Гуго вернуться домой богатым человеком, жениться и управлять своими землями со спокойной душой.
- Куда кашляешь, милейшая! – возмутился торговец, у лавки которого она остановилась. – Вон, все фрукты перепортила, э! Я всё понимаю, раскрасавица, но на товар-то зачем?! Кто его у меня теперь купит? Ну смотри, повсюду мокроту оставила! Что смотришь-то, уважаемая госпожа?! Оплати убытки!
Ева с отчаянием вскинула глаза и тотчас вновь их опустила, едва не сгибаясь пополам от жесточайшего приступа сухого, выворачивающего кашля. Она редко выбиралась на базар в одиночку, и всякий раз Бог её миловал – уходила с покупками без происшествий, откашливаясь лишь на безлюдных улицах. Но в торговых рядах, под уничижающими взглядами купцов и простолюдинов, со злым торжеством наблюдавших, как из утончённой и возвышенной богатой госпожи она превращается в обыкновенную больную женщину, раздавленную немощью и обессилевшую от жестокого приступа, это случилось с ней впервые. Ева знала, как жалко выглядит, и ничего не могла с этим поделать. Да ещё лавочник кричал всё громче, толкая её в плечо:
- А ну, добрая госпожа! Фрукты-то попорчены тобой! Оплати товар по совести! Ну?! Ну, ну, - похлопал девушку по спине торговец, задержав там ладонь чуть дольше, чем требовалось, - вот так! Легче?! Теперь о деньгах, красавица…
С громким треском накренившаяся тележка с фруктами завалилась на бок; столпившиеся вокруг лавки базарные зеваки с криками отскочили в стороны, отшатываясь от покатившихся по земле дынь и арбузов. Тотчас ловкие руки подхватили несколько плодов, и быстрые ноги унесли хозяев прочь от разгневанного торговца.
- Зато теперь, добрый господин, нечего и переживать за испорченный товар! – возвысился над толпой насмешливый голос, и Ева с изумлением вскинула глаза. – Есть в мире справедливость!
Лавочник разразился грязными ругательствами, пытаясь спасти уцелевший товар и отнять фрукты у менее расторопных воришек, и громко воззвал к проходившей мимо страже. Про Еву он уже забыл, и девушка воспользовалась моментом, чтобы отступить за спины зевак и вынырнуть с другой стороны.
- В таком месте, в такое людное время – куда смотрит ваш ретивый брат? – раздался над ухом вкрадчивый голос.
- Гуго нет в городе, - пояснила на ходу леди Штрауб, стремясь уйти как можно дальше от места происшествия. Лишь остановившись через ряд от бесновавшегося торговца, Ева наконец развернулась лицом к лицу с улыбавшимся Сабиром. – Это вы перевернули телегу?
Ассасин всем своим видом продемонстрировал полнейшее недоумение, и Ева невольно фыркнула, не удержавшись: как бы там ни было, а помощь Сабира пришлась весьма кстати.
- Спасибо, - поблагодарила с улыбкой. – Какая неожиданная встреча! Правда, тот бедолага теперь лишился всего дневного заработка…
- Ханзир, - презрительно отмахнулся ассасин. – Он своё возьмёт трижды. Кого обманет, кого обсчитает, кому выдаст гнилой товар за свежий. А с кого и так мзду стрясёт, за воображаемую порчу его давно забродившего винограда.
( араб. – свинья).
Ева мучительно покраснела под пристальным взглядом бывшего проводника. Сабир наверняка видел больше, чем говорил, и её ухудшившееся самочувствие незамеченным для него не осталось. Как и невольная радость от встречи, которую она не сумела скрыть – слишком вовремя явился неожиданный спаситель, слишком ярко вспыхнули в знак признательности её глаза.
- Удивительно встретить вас вновь! – поспешно заговорила Ева, скрывая замешательство. – А где сэр Кай?
- Здесь, в Акре, - неопределённо кивнул за плечо Сабир. – И если вы позволите мне сопроводить вас, расскажу всё, что собирался, по пути. Я не тороплюсь, - предвосхитил её вопрос ассасин и улыбнулся.
Ева кивнула в знак согласия, направляясь вдоль торгового ряда. Оказался ли Сабир тут случайно или искал её намеренно, сейчас было неважно: теперь, по крайней мере, ей не придётся тащить самой тяжёлую корзину, и она всё же прогуляется по соседним торговым кварталам – венецианскому, пизанскому и марсельскому – без малейших неудобств. С Гуго подобной роскоши Ева не знала никогда: брат шумно сопел, вздыхал, ругался вполголоса, а затем и вовсе разражался нетерпеливой бранью, требуя срочно разворачиваться в сторону дома и «прекращать пялиться на горы бесполезного шмотья».
