– Три.
Я открываю глаза – вижу пристальный взгляд моего мучителя.
– Даже не знаю, что сказать!
Ха! Тоже мне! Психолог—гипнолог! Она не знает, что сказать! Это и есть ответ на мои вопросы? Я внимательно изучаю потолок. В голове нет ничего, кроме звенящей пустоты. Или нет, хаос. Миллион вопросов, но ни один из них никак не может выпасть, вывалиться, вылететь изо рта. Что со мной? Всегда трещу, как заводная, а сегодня моя птица—говорун в отпуске? Стойте! Это что, истерика? Нет. Просто вопросов много! В один они никак не помещаются! И вдруг помимо моей воли вываливается что—то несуразное.
– Вы, о чем? – неожиданно восклицаю я.
– То, что вы поведали сейчас под гипнозом, вводит меня в сомнение: так ли это! Все происходящее – невероятно! То, что вы рассказали ни в какие ворота, не въезжает, никуда не втискивается! Полный бред! Хотя еще не было случая, чтобы под гипнозом врали. Или вы особенная, или у вас прекрасная фантазия?
Она смотрит на меня в упор.
– Как у вас это получается?
– Я не понимаю. Я пришла к вам за помощью…
– Вы прекрасно все понимаете.
Я встаю с дивана, подхожу к этому гипнологу и пытаюсь посмотреть ей в глаза.
– Стоп, стоп, стоп. Сколько я была в этом вашем гипнозе?
Смотрю на часы и не верю глазам своим.
– Обещали пятнадцатиминутный сеанс. А слушали мой бред, или как вы их там обозначили? Фантазии! Час? Это зачем же?
Этот псевдопсихолог, или гипнолог, или как их там всех, явно смутилась. На столе стоит диктофон и, конечно, не просто так! Я медленно начинаю к нему продвигаться.
– Не слышу ответа!
– Я должна была понять, есть ли в этом хоть какое—то рациональное зерно.
– Рациональное зерно! Послушайте. Я к вам обратилась только для того, чтобы вы помогли мне разобраться в моих снах! Разгадать, найти подноготную, источник, понять с чего вдруг и именно мне снится такая ерунда! Происходило ли это все со мной или нет? Я не собиралась играть в игру под названием «Верю не верю». Мне надо знать: было это или не было!
– Всего этого быть не может! Послушайте! Я вам не доверяю. Даже под гипнозом вам удалось выдать фантазии за реальность!
В голосе этого гипнолога звучит явное сомнение, неуверенность и говорит невпопад. Я внутренне сжимаюсь в комок и легкое смятение чувств отзывается в грудной клетке колокольным сердцебиением.
– Значит, это все со мной происходило? Было. Все было?
Она молча отворачивается к окну. Наконец я добираюсь до диктофона и тихонько кладу в карман. Но она видит краем глаза мои манипуляции.
– Верните немедленно!
– Вы все записали? Зачем? На кого работаем?
Веселый голос, которым я постаралась задать вопрос, ее не успокоил.
– Что за бред?
– Тогда зачем? – моя ухмылка выводит ее из себя.
– Чтобы в тишине прослушать, обдумать.
– Если вы в это не верите, над чем думать? Вы говорите нормальным языком о нормальных вещах. Так говорил бы любой здравомыслящий человек, но я чувствую, что все не так. Все не так!
– Смешно.
– Сейчас вы сказали правду. Действительно смешно.
Подхожу к окну. Там все то же, что и до сеанса. «Внимательно смотри, Инна», – говорю я себе. Ни один листик не дрогнул, нет ни одного человека. Декорация. Со всей силы бью кулаком в окно. Кулак проваливается в него как в пустоту. Оборачиваюсь. В комнате никого нет. Нащупываю в кармане диктофон и сваливаюсь с дивана в комнате психолога. Меня поднимают четыре руки и усаживают на диван. Сквозь липкий туман наталкиваюсь взглядом на стакан с водой, который держат передо мной, выхватываю и жадно выпиваю. Далеко и глухо звучат голоса, и я пытаюсь понять, где я и что мне говорят. Но глаза не хотят открываться. Темнота.
***
– Красавица, просыпайтесь, ну что же вы? Стыдно так много спать! Молода еще!
Маленький щупленький старичок, весь в белом насмешливо смотрит на меня. «Я никогда не была соней!» – гордо заявляю я.
– Сутки спать непробудно! Кого же можно тогда называть соней?
Дедушка беззвучно смеется и становится легко и весело. Молоденькая медсестра забирает у меня стакан.
– Может хотите еще воды?
– Нет. Я что, сутки проспала со стаканом в обнимку?
– Да.
Медсестра и дедушка смеются, и я, глядя на них, тоже начинаю хохотать беззаботно и весело.
– Боже! Когда же мне было так весело? Когда? Когда? Давно. Да с тех пор, как это все случилось! Или… Но тогда почему я все так отчетливо помню? Или это дежавю? Тоже утро. Воскресный день. Мне тогда приснилось… Что мне тогда приснилось?
***
– Помогите! Я схожу с ума!
Из положения лежа я оказалась в положении сидя совершенно неосознанно. Это было похоже на полет в заоблачном пространстве: из состояния сна в действительность.
– Помогите! Я схожу с ума. Кажется…
Это я сказала вслух. А может, нет? Сны достали! А может это не сны? Я сижу в ночной рубашке на кровати, подперев голову кулаком, и якобы рассуждаю.
– Голова моя пуста, как… Как же там она пуста? Дин, дон! Колокольный звон! Стихи же есть у Шпаликова про это! А—а! Как пустынные места. Я куда—то улетаю, словно дерево с листа, а на улице – среда переходит в понедельник безо всякого труда. Точно про меня. Надо Лене позвонить! Ну, вот! Одна мысль пришла! Нет! Я знаю, что она скажет! Надо плюнуть, она подскажет куда, и забыть. Позвонить нужно Глашке. Она, конечно, не семи пядей во лбу, но увлекается всей этой ерундистикой: пророческие сны, приведения, вызов душ умерших на дом, параллельные миры.
Я встала и иду к окну. Нет. Уже не иду. Я остолбенела и пытаюсь тихонько повернуть голову. Куда? Да, пусть хоть как ни будь повернется. Ух ты! Поворачивается и даже не хрустит. Странно! Но приятно. А ты, дурочка, испугалась! Надо все же пойти к Сашке в его клуб по скалолазанию, а то еще чуть—чуть и превращусь в клушу, толстую и прекрасную домохозяйку. Нет! Насчет домохозяйки, это я погорячилась. Если руки растут не оттуда, то… Я подхожу к окну. А в окне рассвет уже был и ушел, и пришло даже не утро, день. Ну и ладно. Сегодня суббота. Я высовываюсь из окна и вдыхаю воздух весны.
– Соседка, ты опять поставила машину на мое место.
На меня снизу смотрит сморчок средней зрелости и к тому же кокетливый до безобразия. Я после сна, конечно, такая прямо вся неземная красавица! Нет, ночная рубашка вполне даже гламурненькая, но то, что в ней…. Не будем о грустном.
– Сколько раз вам говорить, что у меня нет, и не было никогда машины.
Я обижаюсь, закрываю окно и падаю на постель. И тут же вскакиваю. Сон!
Господи! Ну, снились дети! Ну! Дети, ладно! Но один ребенок! И уже не ребенок. Около 14, видимо? Почему ее лицо стремительно превращается в морщинистую старую картофелину? Такая девочка—старушка! Меня прямо передернуло от этого жуткого воспоминания. Она говорила, шевелила губами. И все. Слышно ничего не было. Глаха, только на тебя надежда. Я набираю Глашкин номер.
