Вадим Валюков - Кривая любовь. Стихотворения

Кривая любовь. Стихотворения
Название: Кривая любовь. Стихотворения
Автор:
Жанры: Современные любовные романы | Пьесы и драматургия | Стихи и поэзия
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Кривая любовь. Стихотворения"

Сборник стихов о любви и нелюбви… Состоит из пяти поэтических циклов, но можно прочесть и как один роман об отношениях между мужчиной и женщиной.

Бесплатно читать онлайн Кривая любовь. Стихотворения


Иллюстратор Елена Пушкарёва


© Вадим Валюков, 2018

© Елена Пушкарёва, иллюстрации, 2018


ISBN 978-5-4490-5226-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Тридцать третий круг

Жил да был некогда в Риге такой поэт Александр Чак, грустный выпивоха, изгой в литературных кругах, страдалец и плакальщик пропащих девок и портовых грузчиков. Был он завсегдатаем кабаков, подвальчиков, пропахших бенедиктином, пивом, килькой пряного посола и дешёвым табаком. Сквозь клубы дыма мир наплывал на него душным, размытым, нереальным. Видимо, поэтому броские, ошеломляющие строчки Чака поражали своей обречённостью на непризнание критиками и одновременно будоражили, раскачивали невесть откуда подступившее желание стать заступником обиженных жизнью.

Не знаю почему, но при чтении рукописи Вадима Валюкова «Рай и ад», Александр Чак несколько раз выглядывал у меня из-за плеча. Наверное, у ада в Риге и у ада в Чите много общего, только вместо бенедиктина – настойка, а вместо кильки – пирог с капустой. Перипетии же у жриц любви и вовсе схожи, невзирая на географические и временные различия. Разве что шляпки разные, а так их всегда спасают и не могут спасти…


Евгений Сигарев, член СП России,

заслуженный работник культуры РФ

Из предисловия к сборнику стихов Вадима Валюкова «Рай и ад».

Из цикла «Весенняя лихорадка»


«Ополоумевшая ночь…»

Ополоумевшая ночь
Рыдает горькими стихами,
Из дома – прочь, из дома – прочь,
Там пахнет тонкими духами.
Печально, страшно и смешно,
И не пойму: зачем, куда я,
Ведь исчезать тайком грешно,
Когда молва – хвостом – худая.
Остаться? Что ж, мне не впервой
Страдать и петь под пересуды,
Ночами слышать печки вой,
А вечерами – звон посуды.
Хотелось только бы понять
Откуда это безразличье!
Я вновь готов Её обнять,
Забыв обиды… И приличье.

Обломов

Свинцовый сон… Свинцовая луна.
В груди заместо сердца – мягкий слиток.
И вдруг в окне – Она, Она! Одна…
С букетом полусонных маргариток.
Как был – во двор, скорей, скорей обнять.
Прихожая!.. Веранда!.. Три ступени!..
Вот только б не заметил кто опять
Изящной, быстрокрылой женской тени.
Всё обошлось, и вот они одни.
Приветствия, вопросы, поцелуи!
Румянец на щеках, а глазах – огни,
В сердцах и жилах – бешеные струи!
Она спешит. Он на иголках весь —
Не дай Господь, нагрянет кто случайно,
И поползёт губительная весть,
Окутанная пошлой, скользкой тайной.
Бежит к саням – он смотрит ей вослед,
Не смея на секунду оторваться:
«Пошёл! Быстрей! Какой ужасный свет!..»
Как будто стихло. Можно отдышаться.

Поклонник

Персидский кот, букет мимозы,
Зелёной лампы робкий свет.
Корявой, въедливой занозой
Сидит он с вами тет-а-тет.
Не поднимая глаз, нескладно
Вы говорите о своём.
А он, хватая воздух жадно,
Шипит: «Как хорошо вдвоём!..»
Но вдруг – удары сапожища,
И в дверь, сигарою пыхтя,
Ввалились пышные усищи!..
И он надулся как дитя.

«Он пришел тайком, осторожно…»

Он пришел тайком, осторожно
Стукнул в дверь. Ты открыла.
                                       «Можно?»
«Проходи, конечно… Я рада…»
«Отчего так пуста ограда?
Где Дозор, сторож вечный и верный?»
«Ты сегодня какой-то нервный…
Хочешь чаю? Пирог с капустой?»
«Почему же, все-таки, пусто?»
«Успокойся, здесь так и было…
Ну, садись же, а то остыло!»
«Вот цветы…»
                   «Ах, как приятно!»
            _______________
Чай попил и удрал. Занятно!

В театре

Шок…
           Это надо таким быть трусом!
По улусам пройдись, по джунглям —
По углям ходят, молчу о прочем!
Впрочем,
                мне б узнать только имя!..
Мимо проплывают барышни.
Барыши считают купцы,
Юнцы молчат, балагурят повесы…
Пьеса.
           Мне до вас – дотянуться рукою!
Рекою льется сюжет. Спит сосед.
Но – нет, не сварить со мной каши!
Чувства наши, быть может, схожи…
Боже! Я – ни-ни, и Вы – ни полслова…
Снова
           увлекают игрой актеры —
Позёры! Жмут слезу из героя.
В рое возбужденных и сонных лиц.
Ниц опущены только двое…
Воет публика!
                       В диких хлопках
Впопыхах летят дамы с цветами,
С ртами, раскрытыми плотоядно.
Парадно смотрят артисты на зрителей,
Родители холят детей устало.
Встала… Люстра вспыхнула ярко —
Жарко!
            Жалко… Жалко.

«Чёрное колье очень вам к лицу…»

Чёрное колье очень вам к лицу…
Я хотел узнать: много подлецу
За такую вещь принято платить?
Впрочем, пустяки, я могу забыть
О дурных шагах молодой вдовы…
Я готов любить!
Не готовы… Вы?!

Весенняя лихорадка

1
Пустоглазая! Злая, пошлая!
В кутежах ночных закалённая.
Как случилось так? Дело прошлое…
Голова моя воспалённая.
Как задумаюсь – грусть-тоска берёт:
Одичаю с ней через год-другой…
Кошкой ластится, да понятно – врёт,
Брошу всё к чертям, растопчу ногой!
Злюсь и мучаюсь гадкой близостью,
Уходил не раз – возвращаюсь вновь,
Соблазнился дух сладкой низостью,
Чумовым вином замутилась кровь.
Только хватит уж! Опостылела
Красота её омертвелая,
Зря верёвку-месть лестью мылила —
Не придёт за мной нынче Белая.
Но удавка та неразлучна с ней,
Не попался я – попадёт другой…
Не спасёт души миллион огней,
Хоть по всем церквам изогнись дугой,
Всё равно в аду очищенья ждать,
Знает всё сама, вот и бесится…
              ________________
Уплыла луна в перелесок спать,
Водрузив рога мужу месяцу…
2
Не смешно совсем вспоминать о том,
Как болел душой, сердцем мучился,
Как вокруг неё петли вил котом,
Петухом в глаза глупо пучился.
Улетела вдаль, только – хвост дугой,
Поуняться бы, да не маяться,
Ведьмой родилась, отойдет Ягой,
Не осмелится и покаяться.
Интересно мне: для чего живёт?
Ведь ни радости, ни тоски в глазах,
Никого не жаль, ничего не ждёт,
По ночам – в чаду, по утрам – в слезах.
Одного хочу – поскорей забыть,
Поиграл с огнём, образумился.
Не смогла она королевой быть…
Так чего же я пригорюнился?
3
Не пойму сейчас, как прочёл я, вдруг,
По глазам её обезумевшим,
Что не первый я, не последний друг,
Да и первый был ловким юношей.
Далеко в лесах расцвела она,
Не таясь людей, перемен ждала,
Не глотала дым, не пила вина,
Всё глядела вдаль, да венки плела.
Он пришёл и взял – так обучен был…
Ни к чему теперь вспоминать о том.
Отрезвился взгляд, жар в груди простыл.
Расскажу о всём как-нибудь потом.
Но не в этом суть, непонятно мне
Отчего заснуть не могу теперь:
То мелькнёт она в золотом окне,
То тихонько, вдруг, постучится в дверь,
Наважденье то уж который год
Заставляет ждать повторенья сна…
               _____________
А виной всему – одуревший кот…
И ещё весна… И ещё – весна!

Из цикла «Вдали от паркета»


«Ты грустишь у меня на плече…»

Ты грустишь у меня на плече
Непонятно о чём и о ком,
Но при яркой, холодной свече
Сердце друга – сверкающий ком,
Что не тает в ладонях твоих…
Вечер скучен, как бал для двоих,
Полюбивших друг друга вдали
От паркета – в траве и пыли.

Бал

Извините, мадам, я не в духе.
Вы поймёте, вы знаете как
Распускают различные слухи

С этой книгой читают
Бывший сказал, что на мне никто не женится?Это мы ещё посмотрим!На Кавказе есть обычай – кража невест.А что, если украдут…жениха?
Мой папа настоящий тиран и диктатор. Чтобы начать жить своей жизнью в свои двадцать лет, я решила уехать из дома на время летней практики. Но одно дело – уехать, а другое – выжить в условиях кошачьего и собачьего питомника.Вокруг меня опасные животные – гуси, а также странные люди – хозяин и его мама. Но всё это мне очень нравится и не даёт загрустить. Кто бы мог подумать, что я полюблю всё это? Уж точно не я, а тем более не мой папа.
Элли – молодая студентка, которая всегда боялась довериться любви. На вечеринке она встречает Алекса – загадочного и обаятельного парня, который кажется идеальным для неё. Но с каждым днём её страхи становятся сильнее: как можно довериться человеку, когда её сердце давно научилось защищаться от боли?«Тени долгих иллюзий» – это история о том, как трудно бороться за любовь, когда страх остаться одной оказывается сильнее, чем чувства. Когда влюблённ
– Крис, может всё же немного подол прибирём? – интересуется у меня сестра, приподнимая подол подвенечного платья.Да-да, за эти три года Стелла стала мне самой настоящей старшей сестрой, которая когда мне плохо поддержит, но может и затрещину дать, если начинаю сильно борзеть. В общем, всё как у родных сестёр.Даже и не верится, что прошло три года с тех пор, как папка мой познакомился с мамочкой. Вы не ослышались. ЕГа* для меня стала настоящей мам
Эта книга – о прекрасной Франции, где иностранец чувствует себя как дома. Эта страна очень разная: Бретань не перепутаешь с окрестностями Ниццы, Клермон-Ферран сильно отличается от Тулузы, а долина Луары, как принято считать, похожа исключительно сама на себя. Путешествуя по Франции, каждый сам создает ее образ, чтобы стать одним из местных иностранцев. Русский европеец и заядлый путешественник Николай Карамзин писал: «После России нет для меня з
«В эмиграции два наиболее ходовых автора, – писал Е. Замятин, – на первом месте Елена Молоховец, на втором – Пушкин». Действительно, «Подарок молодым хозяйкам» стал главной русской кулинарной книгой, которая переиздавалась десятки раз и без которой невозможно представить себе Россию ХIХ – первой половины ХХ в.Гастрономический символ своего времени, книга Елены Молоховец – отличное пособие по ведению домашнего хозяйства и в наше время, а свыше чет
Александр Эткинд – ученый необычной судьбы, сочетающий в себе неуемное любопытство с плодотворным трудом, авантюризм в выборе тем с удачливой академической карьерой. Начав как психолог, он состоялся как культурный историк, затем приобрел статус политического комментатора и инфлюэнсера; работал профессором Европейского университета в Петербурге, Кембриджского университета и Европейского университетского института во Флоренции, сейчас преподает в Ц
Крестьянские восстания эпохи Гражданской войны занимают важнейшее место в истории становления советской власти, оставив глубокий след в культурной памяти следующих поколений. За прошедшие сто лет акценты и способы описания крестьянских протестов несколько раз радикально менялись – от официальной советской трактовки выступлений как «кулацко-эсеровских мятежей» до романтизации повстанцев в период перестройки. Большевистская цензура и постепенное ис