Эл шла вдоль обочины дороги. Сколько прошло времени с того момента, как она вышла на эту прямую, пыльную трассу, Эл не знала. «Час, два или больше?». В таком хмельном состоянии, Эл не могла реально ощутить время. Машины пролетали мимо.
– Меня больше нет. Я исчезла. Испарилась. Улетучилась – подумала Эл.
Светало. Было по-летнему тепло и первые птицы, начинали свою распевку. Это напомнило тот день, когда Эл со своей мамой, впервые пришла на балет. Перед началом спектакля, из оркестровой ямы доносились звуки сразу всех инструментов, но Эл поразило, что эта какофония не резала слух, а завораживала ее, настраивая, как неведомый инструмент к началу представления.
– Господи! Как же давно это было. Да и было ли? – опять при воспоминании о детстве, у Эл защемило сердце. Так бывает всегда. Сначала воспоминание, разноцветные картинки из детства, звуки, образы и даже запахи, возвращали ее туда, в ту сказочную страну, где было много света, тепла и безграничной любви. А потом из секундных грез, она стремительно возвращалась в реальность, которая разбивала ее вдребезги. Так падаешь во сне, когда сначала ты летишь, как птица, под тобой проплывают улицы, люди, машины, и в какой-то момент, а он наступает всегда, ты говоришь себе, что не умеешь летать, и тогда камнем падаешь вниз.
– Я умею летать! Я умела летать…
Эл пыталась вспомнить, когда в ее жизни началось это падение?
Наверное, это произошло летом. Последним летом детства, ей было семнадцать лет…
Эл с матерью отдыхала в горах, на побережье водохранилища Чарвак, недалеко от поселка Бричмулла, воспетой когда-то в песне. День только начинался, но воздух уже накалялся, как масляная батарея. Июль в Средней Азии, время, которое местные называют «чилля», в переводе с фарси «сорок дней». Это период изнуряющего сорокадневного, безветренного, летнего зноя. Эл родом из этих мест. Она была счастлива и беззаботна, как это бывает в юности. Эл любила лето, зной, бескрайнее голубое небо и такое слепящее солнце, какого она потом не встречала нигде.
Эл с мамой приехали сюда, убегая от «городского ада», как выражались ее родители. У мамы было больное сердце, и они с отцом решили, что маме будет лучше в горах, где свежий горный воздух, нет раскаленного асфальта, который в июле не остывает даже за ночь, и возможность отдохнуть от работы, быта и всего остального. Только теперь к своему стыду и великому горю, Эл понимала, что тратила нещадно и бестолково время, отведенное ей судьбой на общение с матерью. Но это теперь, а тогда…
Они только проснулись и собирались идти на завтрак. Эл красила ресницы, глядя в неудобное маленькое зеркальце. Эл его не любила, но зеркальце помещалось в косметичке и здесь, на отдыхе оно было незаменимо. Память стерла тот момент, который отвлек ее от столь важного занятия, но зеркальце выскользнуло из рук Эл, и упав, разбилось вдребезги.
– Черт! Как некстати! – воскликнула Эл.
«Плохая примета», – промелькнуло у нее в голове, но Эл тут же отмахнулась от этой мысли, убеждая себя, что верит только в хорошие приметы. Горе не заставило себя долго ждать. Вечером, когда Эл с мамой пришли на ужин, сели за свой столик, в какой-то момент мама пошатнулась и упала. Еще не понимая, что происходит, Эл физически ощутила нестерпимую боль в груди, как будто что-то оторвалось у нее внутри. Наверное, с этим падением мамы, началось падение Эл. Потом была неразбериха, агония мамы, не уродливая и тихая, так что Эл не сразу поняла, что мама уже мертва, паникующие чужие люди вокруг, поездка с врачом до ближайшей областной больницы, где безучастным тоном врач приемного покоя сказала, везти маму в морг, – «а к нам вы уже опоздали». После морга возвращение в санаторий, забрать их с мамой вещи, на той же дежурной машине, уже ночная поездка домой. Заспанный, ничего непонимающий отец, и фраза врача: «Мужайтесь, Ваша жена умерла.».
Так закончилось детство.
Серебристый внедорожник, переливаясь в лучах утреннего солнца, летел по трассе. Казалось, он не касается земли. Новая машина, как будто хотела показать своему хозяину все, на что она способна. Лев, так звали молодого человека, довольно улыбался, управляя своим новым авто, отмечая заинтересованные взгляды, проезжающих мимо водителей.
– Лихач, не гони коней! – произнесла девушка, сидевшая на заднем сидении, рядом с молодым человеком, слегка потрепав Льва по плечу.
– Что? Страшно? – ответил ей Лев, и подмигнул в зеркало заднего вида.
– Мы, не из пугливых, с одной стороны, а с другой, мы никуда не торопимся – с деланным, серьезным видом ответил молодой человек, с заднего сидения.
– Даже не начинай – с показным ужасом в глазах, прервал его Лев. Компания весело расхохоталась.
Эти трое ехали к морю. Лев давно ждал свой отпуск. В его офисной жизни командировки случались часто, и по всему миру, но это было не то. Лев был менеджером, в одной успешной московской компании, занимающейся IT-технологиями. Ему было тридцать четыре, но только в этом году, Лев впервые купил себе машину. Он и раньше не был «безлошадным», но предыдущие машины, доставались ему от отца, когда тот менял свои авто, а эта ласточка была его, Льва, от и до. И как только представилась возможность, он взял отпуск, «вскочил на своего коня», и готов был уже умчаться навстречу скорости и ветру, как возникли эти двое, те, что сейчас сидели на заднем сидении, и ворковали друг с другом, как голубки. Девушка – его сестренка Жанна и ее муж Петр, которого они называли Пит. Ребята были молодожены. Они только отыграли пышную свадьбу, а теперь напросились в поездку со Львом, и сейчас, все трое направлялись к Черному морю.
– Где это я уже интересно? Хотя нет, мне совсем не интересно, где, потому что это все равно, не то место, где я хотела бы сейчас быть. А где бы ты хотела очутиться сейчас, Эл? Наверно, в детстве, где любовь, тепло и безопасность, где казалось буду жить вечно… Все будут жить вечно. Но это – утопия…Теперь-то, я точно это знаю, поэтому мне все равно куда я пришла и куда побреду дальше… – мысли путались в голове, и среди этого сумбура Эл отчетливо ощущала только одно, ей очень хотелось пить. Солнце уже припекало. Эл шла вдоль дороги, по обеим сторонам которой, поворачивали к восходящему солнцу, свои счастливые лица подсолнухи.
– Хоть бы панаму какую, или бейсболку. Да, плохо ты собралась в дальнюю дорогу, – горько ухмыльнулась Эл.
На Эл были тряпичные кеды, какие любят подростки, тряпичная же сумка, как у почтальона, с широкой лямкой через плечо, и с изображением пятнистой кошки с изумрудными глазами, мешковатые джинсы «бойфренд», мужская сорочка в клетку, из той же серии «о бойфренде». Это была сорочка сына, и когда Эл ее надевала, у нее возникало чувство, что сын где-то рядом, совсем близко. У Эл опять защемило сердце, и тоскливо-тошнотворное ощущение одиночества, усилилось. Рубашка была с длинными рукавами, но в ней было не жарко. Стопроцентный хлопок, тот самый хлопок, который собирают в ее любимом Узбекистане, где каждую осень отправляли учащихся и служащих «в поля». Эта участь миновала саму Эл, но много раз они с мамой ездили к отцу, который каждую осень, на время, становился «великим хлопкоробом». Эл любила эти поездки, и, как все дети, она ожидала от любого путешествия, новых приключений. В одну из таких поездок, Эл даже покаталась на ослике, хозяин которого был похож на сказочного Старика Хоттабыча. Родина. Она осталась где-то в прошлом, там же, где осталось детство Эл. От этих воспоминаний, ее отвлекла бензозаправочная станция, показавшаяся вдалеке.
