Материнская любовь бывает беспощадной.
– Генри не может жить в гостинице, – щебетала стройная блондинка, которая, несмотря на душный август, была одета в жилет из соболя.
– Конечно, дорогая Анна, – поддакнула Николетта, – в отелях грязно, подушки отвратительно жесткие…
– Ах, Никки, – заломила руки дама, – микробы живут повсюду, но во всяких пансионах страшно другое. Горничные. Официантки. Девки на ресепшен. Последние изучают паспорт постояльца. И что они там видят?
– Что? – заинтересовалась моя маменька.
– Имя: Генри. Фамилия: фон Дюпре, – затрещала Анна. – Понимаешь?
Последний вопрос адресовался мне.
– Боюсь, не совсем, – аккуратно ответил я.
Анна воздела руки к небу. Множество браслетов со сверкающими камнями заискрилось в лучах солнца, бившего в окно моей квартиры.
– Ох уж эти дети! Вава, ты остался таким же несообразительным, как в детстве. А вот любая девка из обслуги вмиг уши навострит. Фон Дюпре! Деньги! Титул! На Генри враз откроют охоту. А он так наивен, юн, верит людям. Не дай бог, влюбится в шалаву с подносом!
Анна закатила глаза.
– Когда Генри явился на свет и сэр Малькольм, врач, который принимал роды, показал мне долгожданную крошку… Ах! В ту же секунду мой мозг огнедышащей стрелой пронзила мысль! Не дай бог, ребенок женится на официантке! Перед глазами возникло толстое неуклюжее существо. Волосы сожжены перекисью, корни черные, на ногтях облупившийся красный лак, ноги словно ножки у рояля. Не имею ничего против этого музыкального инструмента, но не хочу, чтобы моя невестка на него походила!
Я сидел и натужно улыбался. Огнедышащая стрела, которая пронзила мозг! Поэтичное выражение. Невестка, похожая на рояль… Ох, девушке, которая осмелится подойти к Генри ближе чем на сто метров, не позавидуешь. И чем Анне не угодили официантки? В большинстве своем они симпатичные.
– Ужас! – ахнула Николетта. – Анна, дорогая, как ты с этим справляешься?
Гостья приложила к вискам ладони, я стал мысленно пересчитывать кольца на ее пальцах и сбился на одиннадцатом.
– Никак, – простонала Анна, – живу в кошмаре. Хорошо тебе, Никки! Вава постарел, но, слава богу, жениться не собирается. Живет себе с камердинером и счастлив.
Я поперхнулся только что поданным Борисом чаем. Ну и ну! На что это намекает Анна? Она считает меня геем? Понимаю, что встречаются люди с нетрадиционной сексуальной ориентацией, и вполне толерантен к тем, кто не вписывается в общие правила. Среди моих приятелей есть несколько представителей гомосексуального сообщества. Меня не волнует, чем они занимаются в тиши своих спален. Если пристрастия человека не связаны с совращением малолетних, насилием, открытой пропагандой своих сексуальных утех, то он имеет полное право любить кого хочет. Но сам я, Иван Подушкин, вступаю в связь только с женщинами. Борис – мой помощник по хозяйству, секретарь, компьютерных дел мастер, правая рука в работе. Да, мы живем в одной квартире. Я уже один раз рассказывал, как в моей жизни появился батлер, и повторяться не хочу[1]. Кстати! У меня еще есть собака породы «московскаяуметронашли» по кличке Демьянка. И что? Называть теперь меня зоофилом?
– Вава, ты понимаешь? – простонала Анна.
– Да, – на всякий случай ответил я, временно переставая слушать стенания гостьи.
– Генри лакомый кусочек для любой мерзкой бабенки, – поддакнула моя маменька, – наследник фабрик, заводов, магазинов и еще много чего разного. Жаль, Генри не девочка, он был бы идеальной женой для Вавы.
– И мне хочется видеть рядом с малышом такую супругу, как Ванечка, – не осталась в долгу Анна. – Но раз нам, Никки, такого счастья не видать, то и ждать его бессмысленно. Спасибо, Вава!
– За что? – спросил я.
Анна, сидевшая рядом со мной на диване, потрепала меня ладошкой по щеке.
– Фу! Колючий. Не забывай бриться, дружочек.
– Уже вечер, – зачем-то стал оправдываться я, – непременно привожу себя утром в порядок. Не понял: за что вы меня благодарите?
– Объясняла же тебе, – вздохнула Николетта, – Вава весь в себе. Сидит, кивает, охает, ахает, а на самом деле заткнул уши воском, как гиперболоид инженера Гарина, и не слушает нас.
Я привычно улыбнулся. У гиперболоида инженера Гарина, устройства, которое в порыве вдохновения придумал писатель Алексей Толстой, не было ушей. А вот у героев поэмы «Одиссея» древнегреческого автора Гомера органы слуха работали. И люди залили их воском, чтобы не попасть в плен к сладкоголосым сиренам. Маменька слегка перепутала литературные произведения.
– Вава! – возмутилась Николетта. – Вернись к нам.
– И не думал уходить, – удивился я, – сижу на диване.
– Тело твое здесь, – разозлилась маменька, – а голова ускакала.
Вот вам пример женской логики. Как это возможно? Организм без мозга не может функционировать.
– Анна, теперь, когда Вава временно выплыл из забытья, объясни ему еще раз про Генри, – распорядилась Николетта.
Гостья снова усиленно заработала языком, и вскоре я узнал, что мальчику фон Дюпре пора жениться. Анна его доставила из зарубежного имения в столицу и стала водить отпрыска по тусовкам, знакомить с потенциальными женами. Живут сын и мамаша в отеле, сняли целиком этаж. И все бы хорошо, но Густав фон Дюпре, муж Анны и отец парня, велел супруге срочно переехать в другую гостиницу и перестать сватать сына. Он сурово заявил женщине, что Генри должен сам заниматься брачными играми. Госпожа фон Дюпре попыталась спорить, но глава семьи был непреклонен, пообещал за непокорство отключить жене кредитки. Анна вынуждена была подчиниться Густаву. Но как оставить ребенка одного? В отеле? Где тучами роятся официантки с ногами, как ножки у рояля? Одна из жутких особ непременно захомутает мальчика.
На этой стадии рассказа я на секунду перестал улыбаться и опять подумал: материнская любовь бывает беспощадной, она, как татаро-монгольская орда, изрубит в клочья тех, кто встанет у нее на пути. Но в первую очередь от всеохватывающей любви мамаши пострадает тот, на кого она направлена, – обожаемый сынуля.
Анна закашлялась, вместо нее поводья беседы подхватила маменька. И я узнал, что госпожа Дюпре позвонила Николетте, с которой познакомилась в те годы, когда звалась Нюшей Семеновой, а ее подруга только-только удачно выскочила замуж за писателя Павла Подушкина. Услышав эту часть повествования, я постарался скрыть удивление. Значит, общению Николетты и Анны много лет. Маменька явно старше подружки, извините, не могу вам сообщить ее точный возраст, поскольку госпожа Адилье столько раз его в паспорте уменьшала, что сама не помнит, когда в реальности явилась на свет божий. Интересно, сколько годков «малышу»? Лет двадцать с небольшим, наверное, раз отец хочет наконец-то отнять его от материнской груди. Анна, похоже, произвела отпрыска на свет далеко не в юном возрасте. Позднего ребенка часто безудержно опекает мамаша, вот папенька и решил приучить отпрыска к самостоятельности.
