– Здорово, Сергеич, – произнес полковник ГРУ Артемьев, привставая из-за стола и протягивая руку вошедшему. Тот сжал ее, словно железными тисками. Полковник невольно поморщился.
– Присаживайся.
Гость тяжело опустился на стул. Он был одет в простой серый костюм, сидевший на нем как «на корове седло». Сразу было видно, что хозяин его больше привык к военной форме. Под тканью перекатывались мощные бугры накачанных мышц. Костяшки пальцев покрывали мозоли. Тяжелая нижняя челюсть, низкий лоб, приплюснутый нос – ни дать ни взять обезьяна! Правда, у обезьян не бывает такого умного, цепкого, безжалостного взгляда, под которым даже видавший виды Артемьев чувствовал себя неуютно.
– По пятьдесят грамм? – радушно предложил он и, не дожидаясь согласия, достал из сейфа бутылку армянского коньяка.
Сергеич кивнул. Он явно не отличался разговорчивостью. Стаканы с бульканьем наполнились. Коньяк был десятилетней выдержки, который полагалось бы смаковать, наслаждаясь букетом, но Сергеич выпил его словно воду. Артемьев мысленно выругался. Вот и мечи бисер перед свиньями. Обошелся бы простой водярой! Сам он этот коньяк пил бережно, любя, а эта горилла? Вылакал, даже глазом не моргнув. Однако высказывать вслух свое возмущение полковник не стал.
– Как жена, ребенок? – продолжая играть роль любезного хозяина, спросил он.
– Спасибо, Машенька поправилась. – Впервые в лице гостя появилось что-то человеческое. – Но в садик пока не пускаем, пусть окрепнет. Она у меня слабенькая!
– Может, ей туда совсем не ходить? – предложил Артемьев. – Жена-то у тебя не работает.
– Ребенку нужно общение со сверстниками. Иначе вырастет домашней мимозой. К тому же Верка второго ждет, тяжело ей будет, – ответил Сергеич, тяжело вздохнув. Холодные глаза затуманились. Несмотря на свою внешность и профессию, он был сентиментален.
Некоторое время оба молчали.
Лучи солнца, проникавшие сквозь до блеска промытые окна кабинета, волшебно искрились в недопитой бутылке, которая магнетически притягивала к себе взгляд Артемьева. Он был, что называется, «заводной» и сейчас, приняв первый стакан, испытывал непреодолимое желание «добавить». Однако одному пить было неудобно. Поэтому Артемьев лихорадочно соображал, как склонить к «продолжению» гостя. Задача сложная: Сергеич, это все знали, пил мало и редко.
– Давай за то, чтоб роды прошли удачно, – придумал полковник. – Чувствую, пацан у тебя родится!
Против такого тоста гость устоять не мог. Стаканы вновь наполнились, с тихим звоном чокнулись, огненная влага покатилась в желудки. Артемьев заметно повеселел, Сергеич же будто не пил вовсе.
– Как дела в твоей лавочке? – добродушно поинтересовался полковник.
Лицо гостя помрачнело.
– Хреново! – жестко махнул он. Глаза опять стали жесткими, холодными. – Материал никудышный присылаете!
Полковник изобразил на лице удивление.
– Да ну! А Потапов? Такой амбал! 120 кг веса, мышцы, торс! – Артемьев сладко зажмурился, сделавшись удивительно похожим на кавказского торговца, расхваливающего свой товар. – Штангист, первый разряд!
– Мышцы, торс, – ехидно передразнил Сергеич. – Слизняк твой Потапов! По ночам в камере выл как собака, в спортзале трясся, словно эпилептик, а стали на нем удары шилом отрабатывать, вовсе загнулся!
Впервые за все время разговора полковник позволил себе возмутиться:
– Что ты хочешь от меня, друг любезный?! Брюса Ли, может быть, Ояму?! Помнишь недавний случай, когда «кукла» убила иностранного курсанта? Знаешь, сколько вони было? Как Потапову не выть? Он жить хотел. Потому пошел в «куклы». Жить хотел! Понимаешь? Но по инструкции он не имеет права причинить вред партнеру. Вы его тут же пришьете. Что же получается? Хочешь, чтоб курсанты были сыты и «куклы» целы? – перефразировал Артемьев известную поговорку. Он хотел добавить еще что-нибудь ехидное, но в глазах гостя сверкнула молния, и полковник невольно замолчал.
– Перестань придуриваться! – тихо, зло сказал Сергеич. – Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду! Да, «кукла» не должна быть строптивой, но она должна быть выносливой, «долгоиграющей», от Потаповых толку мало, проще труп из морга взять! Он даже удары не отбивал, только ныл да скулил. Вот Изотов был хороший экземпляр!
– Изотов?! Так ведь это он угробил иностранца!
– Подумаешь! Одним негритосом больше, одним меньше. Зато продержался полтора месяца, много пользы принес. Ты считаешь, мы его пристрелили после этого? Нет! Я сам его убил, в бою. Хорошая практика. – Глаза Сергеича приобрели мечтательное выражение. – Как дрался, стервец, горло перегрызть норовил!
Он замолчал, думая, очевидно, о чем-то своем.
Артемьев горестно вздохнул. Как тут быть? «Куклу» найди ему «долгоиграющую»! Из чего выбирать? Сейчас не то что раньше, смертников мало, да и не каждый на «куклу» тянет. Вот при Сталине другое дело было. Изобилие! Заключенных полстраны, «кукол» навалом. Правда, тогда их называли по-другому: «гладиаторы», «волонтеры», «робинзоны» или просто «мясо». Каждый сотрудник органов имел возможность как следует потренироваться, закрепить на практике полученные знания. Сейчас же в стране ничего не хватает, даже «кукол». С ними работают только избранные…
– Постарайся, Петр, будь другом! – прервал его мысли голос Сергеича, в котором сейчас звучали просительные нотки.
– Ладно, – смягчился полковник. – Что-нибудь придумаем.
– Ну, бывай! – протянул руку Сергеич. – Мне нужно через час тренировку проводить!
Он направился к выходу.
– Да, подожди! – вспомнил Артемьев, когда гость был у самой двери. – Я тут твоей дочке подарок приготовил.
Порывшись в столе, он достал симпатичного пушистого игрушечного медвежонка с розовым бантиком на шее. Медвежонок удивленно таращил черные бусинки глаз.
Лицо Сергеича неожиданно смягчилось. Сейчас он не напоминал гориллу.
– Спасибо, дружище, спасибо! – растроганно сказал спецназовец и, бережно взяв игрушку, вышел в коридор.
После его ухода Артемьев некоторое время сидел в задумчивости, перебирая в уме возможные варианты. Ничего путного в голову не приходило. «Черт с ним, завтра что-нибудь сообразим!» – подумал он, махнув рукой. Немного поразмыслив, полковник допил остатки коньяка, хотел было вызвать Лену из машбюро, но заколебался. Любовь любовью, а настучать может: пил-де на работе. Здесь никому верить нельзя, кроме Сергеича. Этот мужик – кремень. Жестокий, холодный как лед, но не продаст.
Ленка же – черт ее знает! Хотя, впрочем, пусть стучит, самой дороже станет! Артемьев поднял трубку телефона.
Спустя десять минут он крепко держал за гладкие упругие бедра стройную брюнетку, которая, лежа грудью на столе, страстно постанывала в такт его ритмичным движениям.
