Глава 1. О том, как все пошло не так.
Говорят, что это происходит в торжественной обстановке. Говорят, что ученики (преподаватели так и продолжают называть их «детьми», хотя в среднем им уже исполнилось от двадцати трех до двадцати пяти лет, а некоторым из них – и вовсе больше тридцати, но это в редких, исключительных случаях), приходят на торжественную линейку наряженные. Белый верх, черный низ. Девушки – в черных до колена юбках. Не дай Бог надеть юбку короче колена! Тогда завуч, эта стервозина, сожрет с потрохами, а остатки праха с вышеупомянутой злосчастной юбкой сожжет и развеет по ветру. А учитывая специфику нашей школы все это вовсе не метафора! Впрочем надо заметить, что оба директора ШКОЛЫ, будучи мужчинами, относятся к таким юбкам весьма снисходительно.
Говорят, парни приходят на торжественную линейку аккуратно причесанными. В выглаженных белых или светло-розовых рубашках, в брюках с аккуратно отутюженными стрелочками.
Говорят, что после всех торжественных речей оба директора, по очереди, возвращают выпускникам способности, отобранные в начале обучения, и во много раз преумноженные… Все это делается с пафосом и должно запомниться на всю жизнь!
Говорят, так должно быть по традиции… Вот только в моем случае все пошло не так!
***
Была середина мая. Дни стояли теплыми, а вечера – душными, пыльными и тоскливыми. Таким же душным и пыльным был воздух в тренажерном зале, где мне по плану нужно было заниматься еще двадцать минут на беговой дорожке, а затем еще полчаса на других тренажерах.
– Макс, – услышал я голос Демида и обернулся. Он, судя по виду, стоял возле меня как минимум минуту, но заметил я его только сейчас.
– Что?
– Я говорю, тебя директор вызывает… Просил сходить за тобой…
– Черный или Белый? – глупо спросил я, чувствуя себя при этом как Гарри Поттер, уговаривающий распределительную шляпу отдать его в хороший Гриффиндор, а не в плохой Слизерин.
Видимо, Демиду в голову пришла та же мысль, поскольку он усмехнулся.
– Черный, – ответил он, ехидно улыбаясь. Впрочем, в его глазах все же читалось сочувствие.
Мир внутри меня замер, а затем рухнул и разбился к чертям собачьим! Что поделать: мы, воспитанные на русских народных сказках, где добро побеждает зло, а добрые богатыри навешивают оплеух злым иноземным врагам, стремимся быть светленькими, чистенькими и пушистенькими. По крайней мере – казаться такими самим себе! Именно поэтому все ученики ШКОЛЫ хотели получить обратно свой Дар из рук Белого.
Повторюсь, что в моем случае все пошло не так!
Я вытер вспотевшее лицо полотенцем и, выключив беговую дорожку, направился к выходу, ведущему в Черный коридор.
– Макс, подожди! – окликнул меня Демид. – Они в парилке. В нашей! – Он взглядом показал на пристроенную к мужской раздевалке маленькую сауну, куда мы заходили после тренировок.
– Они? – опять глупо спросил я, хотя обо всем уже догадался. Скверно…
– Ага. Он и его сын. Макс, сочувствую…
Я похлопал его по спине, попутно отметив, что он и правда мне сочувствует. Хороший парень, честный и добрый. И – всегда мне симпатизировал. Да, если бы не мой дурной характер, мы вполне могли бы стать друзьями. И почему мы с ним враждовали все эти годы?
Стоп. А откуда я все это знаю? Неужели мои способности уже возвращаются ко мне?
Все произошедшее со мной в парилке вспоминалось потом как в тумане. Собственно, там и в правду все было в тумане. Вернее – в густом пару.
В парилке они были вдвоем. Петр Алексеевич – директор Черного крыла Школы: высокий, худой, но подтянутый мужчина лет пятидесяти пяти. Светловолосый (хоть и Черный), с внимательными глубоко посаженными серыми глазами, которые, казалось, видят тебя насквозь! Его побаивались, и в разговоре со сверстниками упоминали слегка пренебрежительно, боясь, чтобы их не уличили в излишней любви к Черному крылу. Но в целом – любили! За вполне терпимый, а порой даже добродушный характер, смешные шутки, отпускаемые им всегда к месту, и – это самое главное – за то, что часто в конфликтных ситуациях между учениками и учителями он принимал сторону учеников. Дважды он помогал и мне…
Совсем по-другому обстояло дело с его сыном. Ему было примерно тридцать пять. Его не любили! Если точнее – его ненавидели! Его даже звали по-дурацки: Нестор. Невысокий, сутулый, худой. Если его отцу худоба шла, то в случае с сыном природа явно была жестока… Сын был щуплым. Худой, низкий и сутулый, с длинным орлиным носом, заостренным кверху. С глубоко посаженными пронзительными глазами, которые высокомерно, со злостью, смотрели на окружающих. Внешность Нестора как нельзя точно подчеркивала его должность учителя Черной Магии.
Они сидели на деревянных скамьях. Отец – выше, сын – ниже. Как и положено по статусу. Петр Алексеевич, в одних трусах и войлочной банной шапочке, с интересом разглядывал меня. Нестор, завернувший свое неказистое маленькое тельце в белую простынь с печатью (словно он стеснялся показать свое тело даже отцу), смотрел на меня презрительно, но в целом – равнодушно.
– Добрый день, Максим! – поздоровался со мной Петр Алексеевич и жестом пригласил сесть рядом.
– Вечер уже, – буркнул я, но все же подошел ближе. Садиться не стал. Залезать на верхнюю скамью было бы несколько невежливо, панибратски. А садиться рядом с противным Нестором не хотелось.
Нестор, словно прочитав мои мысли, усмехнулся.
– Да, Максим, ты прав! Уже вечер… – задумчиво протянул Петр Алексеевич, думая о чем-то своем. – Солнце скоро сядет… Надо успеть до захода солнца!
– Что успеть? – не понял я.
– Через два дня, Максим, у вас последний звонок. А после него – выпускные экзамены. И, как говорится, в добрый путь! А я хочу предложить тебе пройти экзамен заранее, так сказать – экстерном. Учился ты хорошо, так что труда тебе это не составит… Ну как – согласен?
– Когда? – спросил я.
– Сегодня. Прямо сейчас. Зачем тянуть кота за… – Он, не договорив, улыбнулся. Однажды эту фразу он сказал прямо на открытом уроке. Под дикий хохот учеников и ужас, написанный на лице стервозной Нателлы Викторовны, мнившей из себя образец пристойности и этикета. Лицо ее тогда стало пунцово – бордовым, поскольку в конце поговорки упоминался далеко не кошачий хвост. – Повторяю свой вопрос: ты согласен?
