По той самой цене, что за небо у птиц,
За мир без границ,
Кто-то падает вверх и взлетает вниз,
Поднимаясь ниц,
Кто-то стучится в тюрьму, не зная, к кому,
А преступник ушёл во тьму,
Кто-то, плача, зовёт из темноты,
Но не меня, и не ты.
Ольга Арефьева. Ночь в октябре
«Нелепо отрицать тот факт, что Бог есть свет.»
– Вот уж действительно, свежая мысль! – сердито проворчал Золтан Хагг и заёрзал, пытаясь усесться поудобнее. – А главное – нетривиальная… Аш-Шайтан, да что у меня там такое?..
Из земли торчал какой-то корень, впивался в задницу. Устроиться поудобнее не получалось. Хагг встал, отряхнулся и пересел под другое дерево.
– Ну-с, посмотрим, что он там накропал дальше…
«…но ещё более нелепо однозначно и с уверенностью утверждать, что свет есть Бог. Противопоставляя одно другому и сравнивая одно с другим, мы не можем утверждать, что свет и Бог – одно и то же. Однако наша жизнь и представления о ней есть представления о противоположностях и их борьбе между собой. Наш образ мыслей, наше восприятие действительности удерживают нас между двух крайностей, всегда меж двух, не более. Свет и тьма. Чёрное и белое. Добро и зло. Господь и дьявол. Всё остальное – игра мысли и шатание чувств.
Но, проводя подобные сравнения, должно ли нам тогда судить о дьяволе как о сущности? Поскольку Бог есть свет и в нём нет никакой тьмы, не значит ли это, что во тьме несть никакого Бога или, паче того, Князя? Ведь первое утверждение вовсе не делает тождественными понятия «бог» и «свет», мы просто утверждаем, что Господь подобен свету по своей природе. Вместе с тем любому ясно, что свет может существовать только во тьме.
Но ведь тьма есть всего лишь отсутствие всякого света!
Итак, поелику теперь нам ясно, что темнота сама существовать не существует (видел кто-нибудь свечу, распространяющую тьму?), она всего лишь навсего – отсутствие света, то не следует ли из этого, что добро есть всего лишь отсутствие зла, а дьявол – отнюдь не сущая персонификация злых сил, но всего лишь отсутствие Бога?»
– Философ хренов… – выругался Золтан, переворачивая страницу. – Эк чего нагородил! Нет чтобы классиков прочесть: Фому хотя бы или ибн Сину… Читал же он ибн Сину? Читал. Видно, правду люди говорят: «От большого ума лишь сума да тюрьма…» Ну-ка, что там дальше?
Он снова наудачу раскрыл травникову тетрадь. Кожаный переплёт негромко скрипнул.
«Из всего этого, – бежали дальше косые, с наклоном, неровные строчки, – неизбежен вывод, что постижение реальной природы Бога возможно только рассудительным путём, поскольку Бог (по Платону) полностью принадлежит миру Идей. А стало быть, только постигая Бога рассудком, генерируя в себе Идею, мы и приближаемся к нему, а иного пути не дано, ни глазами, ни ушами, ни иными органами чувств. Фома Аквинат судил об этом так же, что в постижении Господа можно опираться только на рассудок, и ничто иное, и писал об этом: „…к исследованию божественной истины только с великим трудом и старанием можно прийти, и немногие хотят взять на себя этот труд из любви к знанию, естественное влечение к которому Бог, однако, вложил в человеческие умы“. Еще: отсутствие познания, отсутствие рассудочного ведёт к отсутствию в человеке Бога, иначе говоря – ведёт к хаосу и к дьяволу в человеках. Ведь не впустую сказано: „Ученье – Свет, а неученье – Тьма“. Вместе с тем у того же Фомы мы встречаем утверждение, что Бог, для человека, как конечная цель, не поддается постижению разумом вследствие изначальной человеческой несовершенности…»
– Ну что ты будешь делать, а!.. – воскликнул Золтан и от избытка чувств так хлопнул ладонью по странице, что в лучах рассвета перед ним заклубилась бумажная пыль. – Даже мёртвый, он и то бежит где-то на шаг впереди меня. М-да…
Он закрыл тетрадь и наугад раскрыл её в другом месте.
«Судьба мага – риск. Стезя живого мага – осторожность. Стихия ищущего мага – разум. Как мне объяснить это ребёнку? Детство неразумно и беспомощно, а молодость подчинена страстям, она слепа и безрассудна. Когда дитя украло с кухни нож и забавляется с ножом, это опасно, прежде всего, для него самого, а уж потом – для окружающих. Нож отбирают. Есть и другой путь – можно обучить ребёнка, как им пользоваться. Взросление неизбежно. Простая девочка может стать матерью, обычный мальчик – воином. Маг в этом смысле, независимо от пола, одновременно и творец, и деструктор. Магия для него – тот же нож, можно использовать её по-всякому.
Но магию так просто не отобрать.
Как тогда обучить ею пользоваться? С какого момента ребёнок САМ начинает осознавать, что магический «нож» не игрушка?
Воспитание мага в городе не приносит плодов. Город убивает магию: мёртвый камень, равно как и неживое дерево, выхолащивают суть волшбы. Теоретические выкладки пусты и бесполезны. Лишь практикующий маг-травник сохраняет секреты управления могучими силами природы в наше время, когда множество псевдоволшебников беспечно владеют магическими материалами. Ведь именно слушая шёпот древних дубов, вьющейся лозы, скалистых гор, песков пустыни, люди и научились таинственным силам природы…»
Некоторое время человек на поляне молча вчитывался в записи и только изредка слюнявил палец, чтоб перевернуть страницу. Щурил увечный глаз, часто смаргивал. Почерк был ужасен; автор путался в словах, буквы набегали друг на друга салками и в чехарду, многих не хватало: перо просто не поспевало за ходом мысли. Наконец Золтан сдался и пролистнул сразу несколько страниц. Снова углубился в чтение.
«…несмотря на многочисленные исследования, природа сего тяжкого недомогания до сих пор остаётся загадочной. Единственно понятно, что передаётся оно в ходе плотского соития (хотя неясно в таком разе, как могут им заболевать малые дети, а такие случаи известны). Парацельс писал, что мог лечить с равным успехом как твёрдый шанкр, так и спинную сухотку, но считал их проявлениями двух различных хворей. Между тем я неоднократно замечал, как протекает люэс, и одно предшествует другому, и не вижу смысла в подобном разделении…»
– Так… Тут, похоже, что-то про болезни… «…рыбаки утверждают, будто многократно видели это существо, пытались изловить, и многие через то пострадали, а некоторые даже погибли. После юго-западных штормов его нередко встречают в северных водах. Оно не похоже на рыбу или гада, хотя имеет сверху разноцветный плавник или петуший гребень, служащий ему как парус, и скользкие змеиные тела внизу без счёта. Рыбаки зовут его „Португальский кораблик“ и, едва завидев вдалеке, стараются уйти оттудова подалее, покуда тварь им ненароком в сети не попалась и больших неприятностей не причинила. Думается мне, что на самом деле это…»
