6 лет
сентябрь 1987 года
Тишину разрушили крики из амбара. Солнце, словно испугавшись, скрылось, и на ферму туманом навалилась мутная серость. Даже вечно ненасытные куры бросились наутек.
Любовь поставила ведро с зерном на землю и следом за мамой и сестрой подошла к амбару.
Смирение обхватила себя руками. Зеленое платье и грязно-коричневые башмаки совсем ее не красили. Мама обняла Смирение одной рукой и притянула к себе. Любовь смотрела на них краем глаза и слушала громкий сердитый голос. Папа. Злится. Снова.
Мамино лицо исказила недовольная гримаса.
– Любовь, оставайся здесь.
Любовь не послушалась и шмыгнула в амбар.
Папины щеки покраснели, как помидоры. Дрожа от ярости, он тыкал пальцем в дядю.
– Ты неадекватный.
Дядюшка Спаситель снисходительно улыбнулся папе. Он был намного выше. И шире. Как бык, возвышающийся над теленком.
Как всегда, дядя говорил спокойно и вежливо.
– Если тебе тут не нравится, Дэвид, уходи. Тебя никто не держит. Кроме того, ты, наверное, прав. Ты гордый человек. Тебе претит жить за чужой счет. Я только прошу дать Милости решать самой. Позволь ей остаться, если она хочет.
Папа рассмеялся лающим смехом.
– Еще раз назовешь ее так, и я…
Дядюшка Спаситель развел руки и улыбнулся. Он сделал шаг к папе, сокращая расстояние между ними.
– И ты что? Ударишь меня? Что ж, хорошо. Если тебе это нужно, чтобы выплеснуть пагубную ярость, вперед. Ударь меня. Все, чего я хочу, чтобы все жили здесь в мире и гармонии, но, если насилие помогает тебе справляться с гневом, пожалуйста, сделай это.
Любовь смотрела во все глаза, ей не терпелось увидеть, что станет делать папа.
Он покачал головой и пнул солому. Развернулся, словно собираясь уйти, но потом бросился к Дядюшке Спасителю и впечатал кулак ему в лицо. Дядя качнулся назад и упал на спину. Мама с криком рванулась вперед, оттолкнув Любовь в сторону. Папа оседлал Дядюшку Спасителя, одной рукой взял его за шею и ударил еще. На этот раз из дядиного носа брызнула кровь. Он перекатился на бок, и алая жидкость закапала на земляной пол. Мама снова закричала, когда папа ткнул дядю лицом в кровь на полу. Он что-то прошептал на ухо дяде, потом встал, отряхнулся и зашагал к двери, но мама схватила его за рубашку.
Любовь смотрела на них, сердце ее учащенно билось.
Папа резко развернулся. По его щекам текли слезы. Он побледнел и запачкался, тело била дрожь. Он быстро обнял Смирение и маму, потом отстранился. Любовь смотрела на него умоляющими глазами, но он даже не взглянул в ее сторону.
Любовь моргнула. Раз, два.
– Если ты нас любишь, то останешься, – сказала мама.
Папа не отреагировал на ее слова и вышел из амбара.
Любовь забрела на пастбище и опустилась на колени во влажную от росы траву. Колени покрывали подсохшие корки. В трещинки забилась грязь, но Любовь не чувствовала боли. Прохладный воздух пробирал до костей, солнце наполовину скрылось за облаками, похожими на дохлых овец. Тело под хлопковым платьем покрылось мурашками, но она не чувствовала холода.
Дрожащими пальцами Любовь погладила лепестки мака. Цветок был красным, как кровь. Крови было много. Пол амбара пропитался ею, запах проник в нос, в горло и в живот, словно невидимая красная дымка.
Желудок заурчал. Отвернув крышку стеклянной банки, Любовь выгребла остатки темно-синего джема, слизнула его с пальцев и замерла, когда до ушей донеслось жужжание.
Любовь присмотрелась к маку. Вопросы в голове жужжали, как две пчелы, кружившие над мохнатой сердцевиной.
Жужжание становилось все громче, сильнее, настойчивее. Любовь подкралась ближе и наклонилась к цветку, разглядев два мохнатых тельца и торчащие сзади жала. Она не боялась пчел. Другие дети боялись. Мама и сестра боялись, а она нет. Жизнь пчел очень коротка. Они умирают, ужалив. Глупые.
Любовь нахмурилась и достала из носка спрятанную иголку, которую позаимствовала из маминого швейного набора.
Она нахмурилась сильнее и потерла ноющую грудину. Мама говорит, что папа с Дядюшкой Спасителем никогда не ладили, но после переезда на ферму стало еще хуже.
Они здесь уже три года, а в прошлом месяце приехала еще одна семья. Теперь на дядиной ферме живут три семьи.
Мама говорила, что Дядюшка Спаситель замечательный, что он спасает людей. Вот почему Любовь начала его так называть. Теперь все зовут его Дядюшка Спаситель. Любовь не помнила, как его звали раньше. На Рождество Дядюшка Спаситель решил, что все они достойны новых, лучших имен. Имен, которые значат что-то хорошее и чистое. Ей нравилось новое имя. До этого ее звали Зоуи, и это имя ничего не значило. Любовь – хорошее имя, потому что значит кое-что важное. Смирение раньше звали Клер, маму – Джойс, а папу – Дэвид. Папа не хотел, чтобы их звали по-новому, и ненавидел свое новое имя. В отличие от остальных, включая новую семью, он много жаловался и говорил гадости про Дядюшку Спасителя. Любовь не знала, что значит «неадекватный», но была уверена, что ничего хорошего.
Боль в груди прошла. Любовь кивнула сама себе.
Хорошо, что папа уехал. Он никогда не улыбался и говорил слишком быстро и неразборчиво. Дядюшка Спаситель всегда улыбается и разговаривает спокойно и четко. Папу никто не слушал, а Дядюшку Спасителя слушают все. Папа не давал им ничего. Дядюшка Спаситель дал им все, включая крышу над головой. Папа никогда не обнимал ее. Он обнимал маму и Смирение, но не ее. Дядюшка Спаситель обнимает ее все время. Он шепчет ей на ушко ласковые слова, когда никто не слышит. Папа никогда так не делал. Для него она была словно невидимкой. Однажды она услышала, как он говорил, что, если бы она не родилась, они были бы счастливы. Он назвал ее случайностью. Сказал, что завести второго ребенка было ошибкой. И когда он так сказал, мама не возразила.
Боль захотела вернуться, но Любовь отогнала ее.
Она подняла банку и поднесла ее к маку. Словно чувствуя что-то неладное, пчелы засуетились, их жужжание становилось все громче и громче, таким громким, что стало отдаваться у нее в голове, словно кто-то колотил кулаками.