Поверить, что начало лета у нас похоже именно на лето, может лишь тот, кто проездом. Вечер и ночь расставят все по местам. Солнце работает в режиме медленной разморозки, зелень только просыпается, а обман зрения происходит из-за девушек в мини: они долго ждали возможности щегольнуть красотой и дождались. Улицы переполнены голыми ногами, развеваются уставшие от шапок волосы, но передвигаются их владелицы исключительно перебежками между дверями транспорта и теплыми помещениями.
У подъезда несколько земляков Гаруна горячо и громко обсуждали что-то на своем языке. При виде незнакомца голоса смолкли, парни на миг расступились, и человеческая стена сомкнулась позади. На нужном этаже я немного потоптался, собираясь с мыслями. Когда палец вдавил кнопку, истошный звон потерялся в бумканье басов и гомоне голосов, старавшихся перекричать музыку. Дверь отворилась, придержавшая ее кареокая красавица улыбнулась:
– Кваздик, да? Я Мадина, сестра Гаруна. Помнишь?
Мадина?! Вместо путавшейся под ногами соплюшки, требовавшей включить ее с сестренкой в наши игры, передо мной в выразительном изгибе струилось обворожительное создание. Большинство прибывших отмечать окончание сессии учились со мной на четвертом курсе, а Мадина только на втором. Юность и порывистость чувствовались в каждом движении, но изменения с последней встречи произошли непредставимые. Наполнение зеленого платья притягивало взгляд, взор волновал, кровь начинала искать другое русло. А это непростительно с сестрой друга-кавказца. Мой взгляд стыдливо упорхнул.
Мадину полупобеда не устроила. В дверном проеме отрепетированно воспроизвелась поза, предельно выпятившая все, что выпячивалось хотя бы в теории. Головка склонилась, на плечи и спину упала сверкающая тьма. Когда-то это была коса, а сейчас – покров ночи, чернее только черные дыры космоса, и две подобные как раз глядели на меня из-под излома бровей.
Но и перед ней стоял не мелкий шалопай Кваздик, а сто семьдесят сантиметров ума и мышц… обремененных, к моему стыду, балластом из нескольких килограммов. Добродушный увалень с вечно растрепанными вихрами – таким я стал за эти годы. Но девушка узнала меня сразу, радость от встречи грозила прорвать дамбу приличий, а лишний вес фигурировал только в моем мозгу… где он всегда фигурировал, когда оказывался рядом с прекрасным полом.
– Привет, – сказал я, чтобы что-то сказать.
Убедившись, что изменения замечены и оценены, ножки Мадины отступили на шаг. Чуточку посторонившись, изображенная для меня композиция совсем с прохода не исчезла, продолжая жалить взор осиной талией и обтянутым рельефом подробностей выше и ниже. Я остался стоять снаружи.
– Как дела? – По тонким губкам пробежал язычок, прямой взгляд не давал сосредоточиться.
– Вчера права получил.
Вырвалось, не удержался, хотя хвастаться особо нечем. Права – еще не автомобиль. Ход девичьей мысли был ожидаем:
– Машину купил?!
– Уже хватает на одно колесо. Теперь ускорюсь, с правами мотивация сильнее. Думаю, к концу учебы смогу приобрести сразу два.
– Такой же весельчак, ничуть не изменился.
– О тебе последнего не скажешь. – Я выразительно окинул собеседницу взглядом.
Лесть пришлась к месту.
– Найду брата, скажу, что ты пришел, – смилостивилась белозубая фея. – Заходи, не стесняйся.
Квартира, в которой сокурсники праздновали окончание учебы, ходила ходуном, музыка грохотала, я не различал ни одного слова, ни русского, ни нерусского.
Лицо Мадины приблизилось:
– На медленный танец пригласишь?
– Конечно.
В их семье сильны традиции, а мы уже не дети, и я добавил:
– Если брат разрешит.
Когда девушка спросила «помнишь?», я удивился – чеканная красавица оказалась той мелкозадиристой Мадей, что когда-то мешала нам с Гаруном строить баррикады из стульев и вечным нытьем доводила до каления. Хорошо, что в основном она сидела со второй сестричкой – Хадижат. Других братьев и сестер у Гаруна на тот момент не было. Для городской семьи их национальности трое детей считалось нормальным, зато двоюродной родни не сосчитать. Для нас, маленьких, мир родственников в то время представлялся параллельной вселенной, она отвлекала от серьезности детских игр. У нас текла своя жизнь, и были свои, неизвестные взрослым, ежедневные приключения.
Теперь Мадина выросла… очень.
– Против тебя Гарун возражать не будет. – Вееры ресниц опустились. – Буду ждать.
Ладная фигурка удалилась в сумбур людей и звуков.
Сегодня не разувались, и я, сбросив куртку, тоже влился в домашний сабантуй, кивая девушкам и здороваясь за руку с парнями. Из мужской половины русским был только я, остальные – приехавшие на учебу земляки друга и местные друзья-родственники нашего возраста. Девчонки же – наоборот, за двумя исключениями в лице Мадины и ее одиноко приютившейся в углу младшей сестры.
– Гвоздопил пришел! – раздалось поверх гвалта, и носорогом через джунгли ко мне ринулся сквозь толпу хозяин квартиры.
Я даже не поморщился. Гвозди не пилю и никогда не пилил, а насмерть присосавшееся в детстве прозвище звучало по-иному. Кваздапил. Отсюда сокращение Кваздик. Замордованный смешным обращением в давние времена я пробовал сменить кличку, требовал называть по имени, обижался… Не помогло. Лучшее, что делают в таком случае – смиряются. Стоило принять как данность, что я теперь Кваздапил, и все стало нормально. К тому же настоящее имя, которым по просьбе бабушки меня наградили в честь геройски погибшего прадеда, звучало не менее затейливо: Алексантий. Не Алексей, не Александр. С прозвищем – два сапога пара. А когда посторонние слышали ласковое родительское «Ксаня», что воспринималось как «Саня», потом именовали Шуриком. Чтоб избежать путаницы, я выбрал быть Кваздапилом.
– Молодец, что пришел. – Приятель по-дружески обнял, по спине несильно похлопала ладонь.