2000 год,
где-то на Северо-Западе
В среду утром невыспавшаяся, хмурая Аделаида Максимовна вяло жевала бутерброд с сыром, запивая его жидким чаем без сахара, и слушала прогноз погоды по радио. Завтракала в одиночестве – муж с утра пораньше уехал в институт читать лекции студентам искусствоведческого отделения.
Март в этом году выдался на редкость холодный и снежный. Аделаида со вздохом надела длиннополую рыжую дубленку, которую носила, не снимая, с середины ноября, теплые разношенные сапоги на низкой платформе, прихватила плотно набитую бумагами сумку и отправилась в школу.
В холле уборщицы, зевая, сгребали нанесенную первой сменой снежную грязь. По пути Аделаида заглянула в застекленное окошечко вахтерской: новый вахтер был уже на месте – степенного вида мужчина лет шестидесяти, в очках с золотыми дужками на мясистом носу, с редкими седыми волосами. Он с достоинством пил чай из стакана с подстаканником и читал газету «Известия».
Аделаида открыла своим ключом массивную, обитую черным дерматином дверь приемной. Часы на стене (овальные, в ореховом корпусе, подарок родительского комитета к последнему Дню учителя) показывали четверть десятого. В очередной раз дав себе обещание поговорить с секретаршей Манечкой о ее трудовой дисциплине, Аделаида прошла к себе в кабинет, разделась и достала принесенные из дома бумаги. Манечка, впрочем, явилась вскорости – Аделаида как раз успела добраться до подпункта 3 пункта 2 параграфа 1 новой инструкции по составлению годовой отчетности. Вначале послышался грохот (Манечка захлопнула дверь в приемную), потом глухой удар (Манечка швырнула сумку с продуктами на свое секретарское кресло), скрежет заедающей застежки-«молнии» на правом Манечкином сапоге и наконец ее звонкий голосок:
– Лешка! Встал?! Поел?! Сейчас же садись за уроки!
Свой трудовой день Манечка неизменно начинала с телефонного воспитания сына-шестиклассника, который учился во вторую смену. Отца у Лешки «не было и не предвидится», как выражалась завхоз, острая на язык женщина, но Манечка не унывала. Она была маленькая, подвижная и жизнерадостная, как воробей.
Кудрявая Манечкина голова просунулась в дверь.
– Здрасте, Ид-Симна! Вчера, когда вы уехали на семинар, заходил Горчаков! Сказал, сегодня в десять опять придет... Еще из бухгалтерии звонили – денег до пятницы не будет точно, а насчет понедельника они не знают! А еще Васильева в декрет собралась, уже написала заявление…
– Как – в декрет?.. – опешила Аделаида, по привычке выделив из потока информации самое неприятное. – Ей же еще пять месяцев до родов...
– А, говорит, врачи не советуют, больно работа вредная! Я, говорит, 8-й «Б» видеть больше не могу, у меня, говорит, от них угроза выкидыша...
– Хорошо, – сказала Аделаида слабым голосом, чувствуя, что прошедшая было мигрень неумолимо возвращается на исходные позиции, – позови ее ко мне, пожалуйста.
Разговор с единственной в школе учительницей физики, решившей на сороковом году жизни родить третьего ребенка, съел все оставшееся до десяти время. Аделаида упрашивала будущую мамашу хотя бы довести до экзаменов выпускные классы, предлагала льготный режим работы, индивидуальный график, премию, грамоту от гороно, ласково улыбалась, в общем, кружила около нее, что твоя кошка возле сметаны, – и уломала-таки, уговорила, пообещав клятвенно, что с 8-м «Б» драгоценнейшая Ирина Андреевна не пересечется даже в школьной столовой.
Когда Васильева выплыла из кабинета, Аделаида достала из ящика стола и приняла первую за сегодняшний день таблетку «от головы»; затем сделала первую же пометку в своем пухлом затрепанном ежедневнике – позвонить вечером физичке из 2-й школы, предложить совместительство.
Ровно в десять явился Горчаков, известный в городе владелец сети продовольственных магазинов «Тройка», – вошел, отдуваясь, в приемную, брякнул шоколадку на Манечкин стол, сказал ей комплимент по поводу новой стрижки. В кабинет вступил с кожаной папкой в руках, тихий, вежливый, заговорил о погоде. Аделаида поддакивала, выжидательно улыбаясь. Ничего особенного Горчаков-младший за последнюю неделю не натворил, разве что был пойман с незатушенной сигаретой в кабинете химии; но по сравнению с предыдущими подвигами это была мелочь, пустяк, не стал бы его папаша из-за этого беспокоить себя, нести свои телеса на второй этаж по крутой школьной лестнице с искалеченными перилами.
Оказалось, именно о перилах и пришел говорить Горчаков-старший, и не только о них. В кожаной папке имелся план ремонта лестничных пролетов и замены линолеума в холле первого этажа, с полной финансовой выкладкой. Сумма получалась немаленькая; Аделаида Максимовна посмотрела на бизнесмена вопросительно, слегка приподняв тонкие брови над ясными серыми глазами. Тут Горчаков с важностью заявил, что школа, в которой учится его единственный сын, безусловно, достойна не только новых перил; в будущем году хорошо бы отремонтировать и кабинет информатики, а там можно было бы подумать и о замене устаревших мониторов на более современные... За счет спонсоров, разумеется, в числе которых он, Горчаков-старший, видит в первую очередь себя.
– Вы, стало быть, хотите, – спросила Аделаида, – чтобы Саша учился у нас и в десятом классе?
Горчаков немедленно отозвался в том смысле, что да, хотелось бы, чтобы у мальчика был приличный аттестат.
– У него же чистые двойки по четырем основным предметам! Поймите, Дмитрий Алексеевич, мы можем выставить ему «удовлетворительно» в аттестат об окончании девяти классов, в этом мы согласны пойти вам навстречу, но перевести его в десятый класс... Это невозможно! Немыслимо! Помилуйте, он же делает до пятнадцати ошибок в каждом диктанте!.. И, простите меня за откровенность, путается в таблице умножения!..
– А зачем ему таблица умножения, если есть калькулятор? – добродушно пошутил Горчаков, накрывая своей влажной мясистой ладонью кисть Аделаиды. – Да и писать ему особо не понадобится – на то есть секретари...
Аделаида осторожно высвободила руку.
– Это невозможно, – повторила она как можно более твердо.
Горчаков встал.
– А вы все-таки подумайте над моим предложением, – сказал он внушительно, глядя сверху вниз на сидящую директрису, – обсудите его с коллективом.. И насчет успеваемости не тревожьтесь: я ему репетиторов найму, по всем предметам.
После его ухода Аделаида еще долго сидела в неподвижности, чувствуя, как алая краска заливает ее щеки. Она то корила себя за то, что не смогла с должной решительностью и сразу отказать бизнесмену в его притязаниях; то вспоминала, как в прошлом году Горчаков по собственной инициативе отремонтировал учительскую; то думала о том, что очередное ходатайство в городскую администрацию о средствах на ремонт спортзала, где в полу зияли глубокие трещины, а стены напоминали абстрактные полотна серо-зеленых тонов, скорее всего, снова останется без ответа.
