– Стражник! Жерар, друг, подойди, я кое-что нашёл!
– Хьюго, клянусь всем, чем только можно, ты самый надоедливый из здешних заключённых за всю мою службу! Что ты опять затеял?!
– Здесь какая-то книга. И она точно не моя.
– Ну, и что в этой "книге"?
– Откуда мне знать? Я ж читать не умею!
Возмущённый Жерар подошёл к камере Хьюго и увидел, как тот сквозь решётку протягивает ему тонкую книжку в кожаном переплёте. Стражник взял её в руки, открыл, спешно пробежался глазами по первой странице. За это время глаза его расширились, а по лбу даже проступила капелька пота.
– Это шутки у тебя такие, Хьюго?! Откуда это у тебя, и как ты пронёс это в камеру?
– Я нашёл её под койкой, когда ложился спать. Уж больно неудобной она мне показалась, в сравнении с прошлым разом, – с ухмылкой сказал Хьюго. – А что это за книженция?
Жерар не мог отвести глаз от книжки, его глаза бегали туда-сюда, а губы шевелились в невнятном бормотании. Не меняя выражения лица, он поднял взгляд на недоумевающего Хьюго.
– Это не книжка, парень. Это дневник. Да не абы какой, это дневник Иоганна, трюкача из Лимана. Слыхал о таком?
– А как же! Да он для всех воров Лимана чуть ли не легенда. Говорят, он ловок, как кошка, хитёр, как лис, и неуловим, как ветер. А среди баб ходят слухи, что и красив, как чёрт.
– Был.
– То есть?
– Его повесили с неделю назад.
К лицу Хьюго прилипла неуверенная улыбка.
– Ха-ха! Да ты, никак, шутить научился! За последний месяц вы повесили только какого-то оборванца, на него и взглянуть-то было жалко. Какой же это Иоганн?
– Мне и самому было сложно поверить. Поймали какого-то грязного воришку за руку, даже допросить не успели, как он сам всё выложил.
Шокированный Хьюго стоял в изумлении. Жерар, переведя взгляд обратно на дневник, уже собрался уходить, но его окликнул Хьюго:
– Эй, эй, подожди! Слушай, ты же всё равно будешь это читать. Может, и мне прочтёшь?
– Да ты в край обнаглел, Хьюго!
– Да ладно тебе, Жерар. Сколько мы с тобой знакомы? Ты ж мне уже почти как брат. К тому же это я нашёл дневник.
На лбу стражника начали собираться морщины.
– Ладно, чёрт с тобой. Всё равно же не отстанешь. Сейчас только за стулом схожу.
Жерар принёс стул из поста стражи, зажёг факел над камерой Хьюго, и начал читать.
Четверг,6 июля 1673 года.
В очередной раз Виктория продолжает глядеть на меня с осуждением, грозится выгнать, но мы оба знаем, что ничем это не закончится. Я снимаю у неё чердак. Крыши рядом с её домом такие удобные, что я могу войти и выйти незамеченным в любое время и в любом состоянии. На самом деле "снимаю" слишком громкое слово. Я оставляю ей кошель серебра каждый месяц, и каждый месяц она ругается, что не возьмёт денег от старого друга. Я недостоин её доброты. Мне кажется, даже сам ангел не был бы достоин.
Последние пару дней Виктория наседает на то, что мне надо завязывать с мёдом старого Варнавы и начать выходить в люди. Возможно, она права. Чёрт возьми, я даже решил начать вести дневник. Знал бы я, что до этого дойдёт, отговорил бы себя учиться читать и писать. Но грамотность нужна мне для работы. И так я хотя бы знаю, что обо мне пишут в этих розыскных листовках. "Трюкач из Лимана". Боже, кто это вообще придумал? Но награда там солидная. Иногда подумываю, может, самому себя сдать.
Завтра точно надо будет выйти на улицу днём и не на работу, как говорит Виктория, иначе мне точно несдобровать.
Пятница, 14 июля 1673 года.
Не придумать худшей ночи, чем сегодняшняя. Получил я заказ свиснуть у лорда Брада ожерелье с изумрудом. Не особо богатый хер, которому повезло, что его всё ещё можно назвать знатным. Охрана ему соответствует. Плёвая работа: пробраться в особняк, достать ключ от сейфа, забрать ожерелье и дать дёру. Правда, был нюанс, о котором дражайший клиент не удосужился упомянуть: жертва – самый что ни на есть похотливый ублюдок, и именно сегодня он решил устроить себе "праздник".
Четыре часа я провёл на карачках, наблюдая мерзости, происходящие в его кровати. И всё это время меня мучали два вопроса: как мне после этого спать, и почему никого из этих бедных юношей и девушек всё ещё не стошнило. Благо, под утро этот похотливый жеребчик успокоился, и я смог закончить работу.
Домой я вернулся после рассвета полный усталости и ужаса, выпил с горла бутыль мёда, упал на кровать и попытался заставить себя уснуть. На чердак ввалилась злая Виктория, сжимая в руках метлу. Выглядела она прям как церковники описывают ведьм, но мне было не до смеха. С криками "Иоганн, чтоб тебя, иди и развейся" и парой ударов по голове, меня всё-таки выгнали на улицу.
Не могу вспомнить Лиман при свете дня. Не уверен, видел ли я его когда-нибудь таким живым. Даже на самых широких его улицах, кажущихся в ночи необъятными, днём не протолкнуться. Необъяснимым образом это захватывает дух и вызывает безумный дискомфорт. Лишь в переулках Лиман не меняется: мне посчастливилось застать два ограбления, изнасилование и попойку дешёвым элем. Жаль, что именно эту часть города я знаю слишком хорошо.