Мне с детства нравится слушать старинные легенды и предания. Связано это с моей мамой Анной Никитичной, именно от нее мне впервые довелось услышать про Шамана Багарыню. А детство мое прошло на маленьком острове Сагастыр, затерявшемся в необозримых водных просторах моря Лаптевых. Обитатели рыболовецких участков, после изнурительной работы, находили силы, сменяя друг друга, непременно сказывать нам сказки, разные истории о разных необъяснимых явлениях, о людях, прославившихся своей силой и невероятных происшествиях. А мы, дети, ждали это чудесное время и слушали, затаив дыхание. С тех далеких пор и осталась в моей памяти, больше всего поразившая мое детское воображение, легенда о Шамане Багарыне. Да и позже, уже во взрослой жизни, мне привелось слышать немало увлекательных, порой таинственных и загадочных историй, превратившихся со временем в легенды и предания. Они, на мой взгляд, хранят безграничный, безудержный полет мысли и души, богатейшую фантазию якутского народа, проявление наивысшего понимания и видения им сути Природы и окружающего мира.
Надеюсь, что и рассказанное мной об этом видимом и невидимом, реальном и нереальном мире станет связующей нитью, ведущей к пониманию и восприятию той таинственной силы Могущественного, Прекрасного и Возвышенного, что есть в Природе, в нашей Жизни.
Если вам приведется когда-нибудь плыть по реке Амге, перед вашим взором предстанут в удивительной своей красе, приводящие в неописуемый восторг всех увидевших это, устланные зеленым бархатом, открытые всем ветрам горы Мырыла. Они вызывают невольный интерес, а так ли силен дар игры воображения, безудержной фантазии саха- якутов как эта невероятная мощь и захватывающая дух красота окружающей их природы?!
Бывая в разных местах, мне доводилось слушать людей, которые произвели на меня неизгладимое впечатление. Но подобных им великолепных рассказчиков, увы, не так уж и много мне довелось встретить за мою жизнь.
Верно говорят, что все красивое и прекрасное радует глаз, пленяет душу. А кому не хотелось бы познать в чем суть и в чем тайна этого, так ведь?
* * *
Связующая нить легенд и преданий – Человек. Лишь он может вдохнуть в них жизнь, рассказать их так, что они смогут пережить века. Лишь он может передавать их из поколения в поколение, вызывая незатухающий интерес, тем самым даруя им вечность.
Судьба свела меня с седовласым, белобородым, похожим на сказочного Сэркэна Сэсэна Константином Лукичом Федоровым на берегах Амги у гор Мырыла. Почтенному старцу тогда исполнилось восемьдесят три, в старину бы сказали, что на его плечах растаял снег уж восьмидесяти трех зим.
Горы Мырыла со двора Константина Лукича были видны как на ладони. Вначале, расспросив почтенного старца о его родных местах, земляках-сородичах, я поинтересовался, а есть ли легенды или предания, сложенные об этих великих горах. На что он, словно собираясь мыслями, устремил свой взгляд вдаль, на горы и ответил:
– Приводилось слышать…
После недолгого молчания, губы старика дрогнули и он, всем своим видом, выражая радость оттого, что, наконец, можно поделиться тем, что долгие годы хранил в себе, начал свой рассказ…
* * *
Еще с тех незапамятных времен, как был сотворен этот мир, на берегу неспешно несущей свои воды Амги, появились горы Тейер Хайа, Кёбдёх Хайа и Кыыс Хайа.
Несравненная красавица Кыыс Хайа – драгоценная единственная дочь Тейер Хайа и Кёбдёх Хайа росла и хорошела изо дня в день: наливались румянцем щеки ее, длиннее и пушистее становилась коса ее, родители глядя на дитя свое, не могли нарадоваться и прочили ей счастливую судьбу. В эту пору рядом с ними появился молодой да удалой сосед Тёнгюлю Хайа. Был он силен и крепок. И нравом хорош, и ликом пригож.
Запала в сердце его прекрасная дева, но он долго не смел признаться в своей любви. Да как-то раз не смог стерпеть сердечные муки и ранним летним утром, когда небо на востоке зарделось, словно сбрызнутое брусничным соком, пришел к ее родителям и стал держать такую речь:
– Настал день обратиться мне к вам, к людям, которых чту как своих родителей. Батюшка мой, Кёбдёх Хайа! Матушка моя, Тейер Хайа! Зеница ока вашего, дитятко золотое, пташка ненаглядная Кыыс Хайа пришлась мне по сердцу. Со смирением склоняю голову, с почтением преклоняю колени пред вами, с мольбой-просьбой обращаюсь к трем теням, духам вашим. За век свой, прожитый с дочерью вашей, не позволю и мыши пробежать под ногами ее, не дозволю птице пролететь над головой ее, будет она равной подругой мне, спутницей долгой счастливой жизни. Кто, кроме вас, лучше знает свою дочь, ее думы и помыслы?! Так передайте же ей, что Тёнгюлю Хайа просит ее руки, – так изливал душу, открывая свое сердце влюбленный.
Приосанившись, как и подобает добру молодцу, он с надеждой во взоре, полыхающим светом восходящих лучей солнца, застыл в молчаливом ожидании ответа от возлюбленной.
С тем и пришли Тейер Хайа и Кёбдёх Хайа к своей красавице дочери Кыыс Хайа. Она встретила их еще более цветущей и прекрасной, чем прежде – лицо ее светилось дивным светом, а глаза сияли, словно драгоценные камни. Стала расспрашивать родителей, что же привело их к ней, чем они спешат обрадовать ее.
Зная нрав своей дочери, мать с отцом начали издалека, подбираясь к причине своего прихода окольными путями. Кыыс Хайа как раз была в той поре, когда юные да молодые ощущают себя средоточием вселенной. Восседая с чрезвычайно важным видом, она, ловко орудуя огромными ножницами, была занята изготовлением большого берестяного сосуда.
Услышав, что к ней сватается молодой сосед Тёнгюлю Хайа, уж и не знаю отчего, она аж личиком потемнела от гнева:
– А чего ж не сидится на месте этому Тёнгюлю Хайа, что решил свататься ко мне, как к ровне? Да как он посмел?! Ну, так уж и быть… дам ему знать, кто я. Ох уж не промахнусь я и попаду прямо в лоб его каменный. Получай! – с этими словами она со всего размаху кинула огромными ножницами, которые со свистом пролетели над головами родителей прямо в сторону опешившего от неожиданности Тёнгюлю Хайа, ждавшего ее ответа и… упали, едва не задев его.
Испустив истошный вопль, бедняга Тёнгюлю Хайа и не заметил, как одним махом перепрыгнул через реку Амгу, очутившись на другом ее берегу. Тейер Хайа и Кёбдёх Хайа были несказанно удивлены и очень огорчены таким поступком дочери. Тейер Хайа сказала дочери:
– По разумению своему якутскому думал я, что моя дочь, вобравшая красоту прекрасного солнечного мира, имеет такой же светлый и добрый нрав. Ты очень сильно разочаровала меня. Чем же тебе негож Тёнгюлю Хайа, чем не достоин? Видно, сказывается предначертанный свыше твой суровый удел… Ты и меня чуть не покалечила своими ножницами. Ну что ж. С этих пор, ты сама по себе, и я сам по себе. Пусть впредь будет так, как уготовано нам судьбой. Не говори теперь, что у тебя есть родители, не ластись больше к нам. Нет для тебя с этой поры ни отца, ни матери. Это мое последнее слово! – с этими горькими словами мать отвернулась от дочери навсегда.
