Тело Аргуса Тинка падало в окопную грязь.
Перед тем как начать заваливаться набок, закутанная в серую шинель фигура чуть вздрогнула, а затем ненадолго замерла. Солдат, еще не понимая, что его больше нет, не дольше мгновения стоял в проходе траншеи, испуганно уставившись в сторону, откуда раздался хлопок, послуживший вестником окончания его недолгой жизни. Все дело было в маленькой металлической пуле, выпущенной из бесшумной винтовки. Стоящий в полный рост труп повело в сторону. Привалившись к земляной стенке, он сполз в образовавшуюся в небольшой воронке мутную лужу, уткнувшись лицом в грязный и заплеванный, замусоренный окурками дощатый пол.
Помимо мертвого сержанта в этом окопе была масса других, вполне еще живых людей. Одетые в серую форму, с нашитыми на правом рукаве знаками полка, и имперскими инсигниями на левом, они выглядели гордо и устрашающе. Должны были выглядеть. Но еще на этапе сползания мертвеца в лужу, все эти люди, не дожидаясь команды кого бы то ни было, беспорядочно попадали на дно окопа, невольно подражая своему погибшему сослуживцу, и вымазываясь в грязи.
– Снайпер!
Этот повторившийся множество раз выкрик был лишь попыткой справиться с подступившим к горлу страхом.
– С холма! – гаркнул кто-то особо внимательный и глазастый, уже с некоторой пользой для остальных.
Попрятавшись в укрытия, люди сделали то, чего добивался снайпер – они, пусть совсем короткое время, не смотрели в сторону врага.
Повстанцы высыпали из своих окопов тот час же, когда в них же попрятались их противники. Со всех ног рванув в сторону имперцев, они стремились за подаренные метким стрелком секунды выйти на дистанцию прямого огня.
– Внимание, противник! – кричали с соседнего участка траншеи, который занимала вторая рота. Там после выстрела пригнулись далеко не все бойцы – стреляли то совсем не по ним.
Услышав это, полулежавший на земле лейтенант, совсем еще молодой юноша, попытался организовать отпор вражеской атаке.
– Солдаты, по противнику – огонь! – крикнул офицер.
Он, пытаясь быть для своих людей примером, хотел выглянуть из-за бруствера и начать стрелять, но взметнувшийся фонтанчик пыли и собственный страх вернули его на прежнее место.
– Не слышали офицера, щенки? А-ну, на позиции! – рявкнул один из сержантов, крепкий служака с блестящей лысиной. Его слова никогда не расходились с делом. С нецензурным мотивирующим воплем, разнесшимся по всей траншее, он бросился к станковому лучемету, сразу же принявшись поливать очередями тот злополучный холмик, где был стрелок. Это возымело эффект. Бесконечные тренировки вдолбили в головы даже самым умственно отсталым солдатам простую мысль – «всегда повторяй за сержантом». Все как один бросившись к краю окопа, солдаты принялись стрелять по наступающим со стороны вражеского города мятежникам. Снайпер, уцелевший под лучеметным огнем, попытался уложить сержанта, но попал лишь в основание ствола орудия. Лучемет заискрил и, громко чихнув, испустил дух. Выругавшись, сержант перебросил в руки висевшую за спиной штурмовую винтовку, и принялся палить туда же, куда и раньше.
Под огнем бойцы противника наступали медленно, короткими перебежками, постоянно пригибаясь и постреливая на бегу по имперцам. Снайпер с холма подстрелил еще одного бойца – заряд попал в плечо, легко ранив рядового Найта.
– Хоткинс, сосредоточь огонь на стрелке с возвышенности, – сказал лейтенант.
– Есть, сэр, – ответил боец-лучеметчик, чья установка была в строю.
Новый поток зарядов обрушился на холм, заставив снайпера замолчать. Выжил он или нет – неизвестно, но больше стрелок не давал о себе знать.
Лишившись главного повода к трусливому сидению на дне окопа, солдаты смелее выглядывали наружу и точнее вели огонь. Люди в наступающей стрелковой цепи падали замертво, или вопя и хватаясь за поврежденные конечности. Многие, не дожидаясь такого конца, ложились на землю и кое как вели огонь в сторону имперских окопов, стараясь не выглядывать из-за укрытия. Атака захлебывалась. Один из повстанцев, укрывшийся с товарищем в воронке от снаряда, встав почти в полный рост, замахнулся, чтобы бросить взведенную гранату. Лейтенант, изо всех сил стараясь быть полезным, заметил это. Сделав несколько неуверенных выстрелов по поднявшейся фигуре, лейтенант спрятался, прижатый к земле выпущенными по нему зарядами. Он попал вражескому ополченцу лишь в руку, но от боли тот выронил гранату. Ошметки спрятавшихся в воронке повстанцев подбросило вверх.
– Хороший выстрел, сэр! – похвалил командира дюжий лысый сержант.
– Спасибо, Нойтер, – ответил юноша.
В сторону окопов полетели еще несколько гранат. Не долетела ни одна – слишком уж далеко от имперцев залегли повстанцы. Новая порция гранат следом за первой легла неровной линией вдоль линии траншей. Разрывов не последовало. Только глухие хлопки и шипение. Нейтральную полосу заволокло дымом.
– Завеса, мать их, – прошипел парень с крысоподобным лицом, жесткими непослушными темными волосами, и капральскими лычками.
Все стихло. Никто не стрелял по имперцам, они не стреляли в ответ – завеса скрывала врага.
– Отступают? – предположил лейтенант.
– Да уж наверное, – сказал сержант Нойтер.
Солдаты напряглись. Из-за завесы не доносилось ни звука. Люди держали белую колышущуюся стену под прицелом, унимая возникшую от перенапряжения дрожь в руках. Только у командира второго отделения, сержанта Дрейла, казалось, были железные нервы. Тучный и спокойный, он неспешно сворачивал самокрутку, распространяя ауру уверенности вокруг.
