Где мы ищем примеры человеческой верности или образцы вечной любви? Первым делом на ум приходит лишь привычный перечень певцов нежной страсти: Шекспир, Данте, Петрарка…
Но присмотримся к шекспировским Ромео и Джульетте. Ей – тринадцать, ему – чуть больше. Подросток сходит с ума по Розалине, но, увидев Джульетту, тут же забывает первую любовь: новые впечатления оказались посильнее. Шпаги, кинжалы, яд, трупы… Всё происходит очень быстро и очень страстно. Что стало бы с их неистовой любовью через месяц-другой? Для серьезных испытаний эта пара явно не годится.
Данте? Он видел Беатриче Портинари, которой посвятил много прекрасных строк, дважды в жизни – девятилетним мальчиком и спустя девять пет. Дама сердца умерла, когда ему было 25. Любовь к Беатриче ещё долго питала его музу, но к реальной земной жизни это никакого отношения не имело.
Может, Петрарка? Он намного пережил любимую Лауру, посвятив ей сотни сонетов, десятки канцон и мадригалов. А в старости в своём «Письме к потомкам» написал, что в юности страдал «жгучей любовью». Страдал бы и дальше, если бы «жестокая, но полезная смерть не погасила уже гаснущее пламя». И благодарил Господа, который избавил его «от столь презренного и всегда ненавистного (!)» рабства любви.
Что ж, оставим поэтические выдумки. Какой бывает большая любовь у обыкновенных, земных людей?
У сердца свои доводы, неведомые разуму, сказал философ. Разумные соотечественники 25-летнего итальянца Андреа Пеццони никак не могут ни понять, ни одобрить его выбор. На что это похоже, когда муж годится жене в правнуки: ведь Маргерите – 93…
Общественность – она и в Италии общественность, и очень трепетно относится к любовным историям, где женщина старше мужчины. Короче, итальянцы были очень возмущены. Но на настроении «молодых» это, похоже, не отразилось: позируют себе перед кинокамерами, улыбаются, дают интервью. На одном из снимков Андреа склонился к невесте, держа в руке лилию, символ невинности и чистоты. Кстати, для Маргериты это первый брак. Раньше, по её словам, на это «как-то всё не хватало времени».
Но, может, тут не о чем размышлять? Француз Лабрюйер ещё триста лет назад заметил, что иные дамы более чем зрелых лет легко становятся добычей юнцов, у которых материальные проблемы. Однако Андреа решительно отверг эти подозрения: «У Маргериты нет большого состояния, я обеспечен даже лучше неё. Зато с Марго я обрел настоящую семью и покой».
Что ж, дело хозяйское. Молодожёнам повезло хотя бы в том, что они родились не в России: здесь им было бы не до улыбок.
…Всё началось с того, что в кошельке Ирины Петровны не сказалось двушки, а позвонить надо было обязательно. Навстречу попался какой-то парень, но у него тоже не нашлось нужной монетки. Правда, он предложил позвонить из его квартиры, поскольку всё равно автомат испорчен, а другого поблизости нет.
Ирина Петровна посмотрела на незнакомца с подозрением, но его внешность никаких опасений не внушала: высокий, светловолосый юноша. Симпатичный. Женщина всё равно вряд ли бы согласилась, но последний аргумент её убедил: «Соседи часто звонят от нас, и мама никогда не возражает».
Мама действительно не возражала, а молодой человек, который оказался Георгием и инженером, проводил Ирину Петровну до автобусной остановки. Смущённо улыбаясь, сказал, что будет рад, если она позвонит, но теперь уже ему. Спутница отшутилась. Затем несколько дней вспоминала нового знакомого – и позвонила, потому что была одинока. Встретились, потом ещё… Как-то при случае Ирина Петровна сказала Георгию, что старше его на целых семь лет – ей уже тридцать. Тот спокойно ответил, что ровесницей её не считал, но возраст ему безразличен, потому что он её любит.
Её заботы и тревоги Георгий принимал близко к сердцу. Беспокоился: где же пропадает по вечерам десятилетняя Света, которой давно пора спать? Ирина Петровна всегда находила убедительные причины: у бабушки, у подружки, забрал к себе на выходные бывший муж… Но однажды дочка вернулась домой до того, как Георгий ушёл. Светлана оказалась студенткой и выглядела ненамного моложе маминого поклонника. Она сухо поздоровалась и сразу же ушла в свою комнату. Мать расплакалась: да, ей 43, но она боялась в этом признаться.
