Случилось так, что тема космоса долгое время была не популярна и незаслуженно забыта. Казалось, что фантастика ближнего прицела, темы антиутопий и постапокалипсиса надолго вытеснили этот поджанр из отечественной и зарубежной фантастики. Но в мире нет ничего постоянного, а любопытство и стремление к звездам – очень прочная часть природы человека.
Время романтики незаметно сменилось временем прагматизма, как в свое время Великие географические открытия уступили эпохе колониальных империй. И взгляды в космос, как близкий, так и дальний, уже далеки от мечтаний о цветущих яблоневых садах среди песков Марса. Но однажды научившись летать, человек уже вряд забудет радость от этого процесса.
В этот сборник я собрал рассказы одной тематики – космической. Я не пытаюсь удивить читателя видами и красотами Космоса – на все это в гораздо больших масштабах можно любоваться и во Всемирной Сети. Но мне всегда были любопытны ситуации, которые могут произойти в, казалось бы, близком и доступом Космосе, те страшные вещи, которые таит пространство, о которых мы и подумать не можем на Земле. Ведь одно дело, когда мы говорим о том, что другой мир может стать нашим домом и совсем другое, когда он – действительно наш дом, а Земля – чужой, далекий и непонятный мир. И как далеки могут быть телевизионные шаблоны иноземной жизни от тех реальных гостей из иных миров, которые могут ждать нас за пределами планеты.
Итак, что нас ждет в этом сборнике? Стараниями мальчишек, никогда не видевших Землю, обросший жуткими легендами Титан; маленькая колония на далеком планетоиде, обитатели которой хранят страшную тайну; теплые моря древней Венеры, ожидающей катастрофы, которая изменит все; капитан, ведущий свой корабль по чужому морю в несуществующую Калькутту; старик, забытый в обезлюдевшем мире на краю Вселенной, ждущий письма от брата; большие, маленькие, пугающие и захватывающие миры и надежда на то, что все это мы увидим своими глазами.
У нас на Титане скафандр не нужен. Папа рассказывал, что когда-то люди представляли себе, как они будут ходить по его холмам в блестящих костюмах со стеклянными колпаками, но тогда все люди еще жили на Земле и плохо представляли как там все выше облаков. Такими я их и рисовал с своей тетрадке – неуклюжими, удивленно озирающимися по сторонам, с круглыми прозрачными шлемами на голове, а позади, конечно, ракета с единственным иллюминатором. Глупые. Хватило бы теплой одежды и перчаток. Перчатки – главное, без них пальцы быстро отмерзнут. Свои перчатки я потерял на прошлой неделе, за что сильно влетело от мамы.
Три дня подряд шли дожди. Они хлестали по железной крыше, стучались в мое единственное окно, а я лежал на кровати и смотрел в круглый потолок, под которым раскачивался макет настоящей старой ракеты – папа подарил. Кое-как протащил в челнок со Станции. Там с перегрузом все непросто, а мама просила какую-то ерунду привести для кухни, с которой грибы и капуста обещали быть вкуснее, но вкуснее они, разумеется, не стали.
Сегодня я тоже лежал и прислушивался к тишине. Папа как обычно на вахте на Станции, которая там высоко за облаками. Говорят, оттуда звезды видно всегда и их очень много, но что такое звезды я представлял плохо, только картинки видел в книжке. Точки и точки – ничего особенного. Мама на энергоузле. Следит, чтобы не было перебоев с электричеством у нас дома и еще в шести таких же домах-куполах на побережье и на фабрике. Скучно, наверное, так вот с раннего утра и до вечера сидеть и смотреть как ничего не происходит, но и я примерно тем же самым занимаюсь. Когда забегает Лешка – веселее. Мы сидим на диване, упираясь ногами в стену и болтаем о Станции, о последнем фильме, который передали оттуда радиосигналом или откопанных в отцовском ноутбуке книжках или журналах. Мечтаем отправиться в экспедицию по берегу озера и найти руины какого-нибудь древнего спутника или корабля вроде того, который болтается у меня под потолком. Составляем список необходимых вещей, которые возьмем с собой и рисуем карту маршрута. Марка мы с собой брать не собирается. Он старше на полгода, а делает вид что на все пять и говорит, что ничего у нас не выйдет. И вообще смотреть там не на что – озеро и песок, барханы и редкие скалы. Может он и прав, но посмотреть стоит. Все лучше, чем сидеть и пялиться в круглое окно на гладкое озеро без волн, кидать камушки в которое уже порядком надоело.
Тихий звонок. Это мама настроила, чтобы меня утром никто не разбудил. Сейчас месяц каникул, и учебный терминал не пищит в семь утра приглашая начать урок. Звонили в дверь и очень настойчиво. Я едва успел подняться с кровати, как тень скользнула по стеклу и половину окна закрыл огромный меховой капюшон, под которым, прикрытое кислородной маской, улыбалось Лешкино лицо. Он проложил руки в толстых перчатках к стеклу и долго всматривался в комнату, потом заметил меня, обрадовался и замахал руками.
– Иду, – хмуро сказал я, натягивая теплый комбинезон. Конечно, он меня не слышал, но исчез из окна, направившись, видимо, к кессону.
Дом у нас большой, больше, чем у Лешки. Есть кухня, на которой живут мама с папой, а по вечерам, наконец собравшись все вместе, мы сидим перед экраном и смотрим передачи со Станции. Есть кладовка, она же шкаф и моя комната, в которой раньше стоял насос. Но папа вынес его наружу, и сразу стало свободнее. У Лешки только перегородка, за которой он живет и куда едва вмещается диван. Поэтому Лешка так любит приходить ко мне. А Марка мы не пускаем.
Я еще больше нахмурился, вспомнив Марка. Марк противный, вечно хвастает тем, что родился на Станции, а не дома на Титане, как мы с Лешкой. И пусть. Нам с Лешкой все равно. И близняшкам все равно – они тоже родились на Станции.
Домофон снова пискнул.
– Ну, чего так долго? – хрипло буркнул Лешка.
Я натянул куртку, прикрыл маской лицо и почувствовал, как прохладный поток воздуха защекотал ноздри. Перчатки взял мамины запасные. Отцовские постоянно спадают с рук.
– Жду-жду, – начал Лешка, едва я появился из кессона. Его голос глухо раздавался из-под маски.
– Перчатки искал, – оправдался я.
Лешка усмехнулся, видимо вспомнив историю с моими варежками.
– Ну ты, Зим, даешь! Идем к Марку?
Зим – это меня Лешка так называет. Вообще-то я Айзек. Ну, в честь того, который написал книги. Из этих книг потом еще много имен взяли чтобы назвать тут проливы. Сам я не читал, но учебному терминалу верю. Вот от его фамилии Лешка мне прозвище и придумал. А может потому, что я зимой родился. Марка он называл умником, а сам был просто Лешкой.
– А чего к Марку?
– У него что-то интересное есть.