Способ ухода из жизни Мара выбрала давно: таблетки, водка и угарный газ – она называла это коктейлем «Гараж». Звучало почти изящно. И порой, когда Мара произносила вслух этот своеобразный эвфемизм, то сама верила, что нет никакой катастрофы.
В любом случае для Тома это будет мучительно, думала она и ненавидела себя за еще не совершенный поступок. Мара хотела, чтобы ее тело не обнаружили. Она не желала, чтобы он увидел ее бездыханной, но все же понимала, что вовсе не найти ее после смерти будет для него во сто крат тяжелее. Том наймет людей, которые выведут машину из гаража и увезут ее вместе с телом. Потом он заполнит пустующее место, где раньше стояла ее машина, чем-то ненужным: садовыми принадлежностями или велосипедами, чтобы ничто не вызывало в памяти ее далекий образ и в голове не мелькали картины машины с телом.
Второе место в гараже займет его новая машина. Может, купить ее уже сейчас? И договориться о доставке после смерти? Подарок от мертвой жены…
Надо было давно это сделать, подумала Мара, например, к годовщине свадьбы или чтобы отпраздновать прибытие малышки Лакшми домой. Просто сделать подарок без повода. И вообще, так много всего надо было сделать.
Мара нахмурилась. Как получилось, что она провела почти четыре года, вычеркивая из длинного списка обязательных предсмертных задач один пункт за другим, и сейчас, за пять дней до конца, она все еще думает о предстоящих делах?
В этом, вероятно, суть: чем больше уговариваешь себя, что нужно еще немного подождать и все закончить, тем очевиднее мысль, что откладывать можно вечно. Всегда остается еще что-то. Что-то невероятно важное. Может, не настолько важное для того, кто обладает роскошной возможностью переносить на недели, месяцы, годы и кто, наконец, устав от постоянных оправданий, разом доводит все до конца.
Мара не могла позволить себе такой роскоши: меньше чем за четыре года болезнь Гентингтона разрушила ее и довела до состояния, к которому они с Томом не были готовы. И были документы, подтверждающие деградацию. Ее когда-то изящное, спортивное тело теперь не спешило повиноваться.
Если она позволит себе прожить еще несколько лишних мгновений с мужем и дочерью, поехать в то самое последнее важное место, где она уже давно мечтала побывать, то однажды, очнувшись утром, обнаружит, что уже слишком поздно, что болезнь одолела ее. Мара окажется в ловушке: жизнь превратится в муку, но прервать ее уже не хватит сил.
Время работало против нее, дальше откладывать нельзя. Все нужно сделать до воскресенья, как она и планировала. Настало время действовать.
Мара глотнула воды из стакана, стоявшего на прикроватной тумбочке. Поднялась, чтобы сделать несколько упражнений. Глубоко вздохнула, задержала взгляд на двери ванной, обеими руками потянулась к потолку. Ей хотелось смотреть на руки, это вполне естественно – глаза всегда сопровождают движение рук. Деревянная обшивка потолка непроизвольно притягивала взгляд, но Мара упрямо заставляла тело выполнять команды, которые четко отдавала себе, а именно: смотреть на дверь ванной. Она сосчитала до пяти, выдохнула и наклонилась вперед, вытянув руки к полу, и снова, сосчитав до пяти, выпрямилась. Приветствие солнцу, хотя и измененное до неузнаваемости из-за болезни, все же прояснило мысли.
Звуки льющейся воды, доносившиеся из ванной, затихли, Том вышел, вытирая волосы полотенцем.
Взглянув на его обнаженное тело, Мара пошутила:
– Доброе утро! Смотрю, ты одет, как я люблю.
Он засмеялся, поцеловал ее и ответил:
– Ты крепко спала, когда я проснулся. Собирался пригласить твоих родителей, чтобы они отвели Лакшми к школьному автобусу. – Том повернулся к кровати и добавил: – Могу позвонить им, если ты хочешь поваляться пару часов.
Горло сжалось, когда Мара услышала имя дочери. Пришлось опереться о шкаф, чтобы успокоиться, притворившись, будто выбирает одежду и ищет закатившиеся сережки. Наконец она сглотнула и заставила себя заговорить:
– Не стоит, спасибо. Я уже проснулась. Сама отведу ее к автобусу. Мне нужно двигаться, выполнить кое-какие поручения.
– Ты не должна заставлять себя. Если что-то нужно, просто напиши список, и я куплю все по пути домой.
Он подошел к шкафу, надел брюки и начал выбирать рубашку. Ей вдруг захотелось, чтобы он взял голубую, но он предпочел зеленую. Придется напомнить себе, подумала она, развесить голубые рубашки поближе, чтобы, когда он в следующий раз откроет шкаф, они оказались прямо перед ним. Они так чудесно подчеркивают цвет его ярко-синих глаз.
– Я вполне в состоянии все сделать сама.
– Конечно, просто не заставляй себя, – он пытался казаться строгим, но знал, что она все равно не послушает.
Он надел ремень, застегнул его на третье отверстие. Мара покачала головой: за двадцать лет он не набрал ни одного лишнего килограмма. Сейчас, в сорок лет, Том был в лучшей форме и пробегал больше, чем в двадцать. Последние десять лет он участвовал в марафоне. Она подумала, что это к лучшему, ведь в последнее время с помощью пробежек он снимал стресс.
Подходя к двери и легко коснувшись плеча мужа, Мара спросила:
– Кофе будешь?
– Нет, не могу, у меня начнется прием пациентов через двадцать минут.
Некоторое время спустя, уже в кухне, засыпая кофе в кофеварку, она почувствовала, как Том обнял ее сзади. Маре почему-то подумалось, что кофеварка способна перерабатывать любое количество кофе и никогда не засоряться, в отличие от постоянно загрязняющегося пола или кухонного стола, на котором вечно нет свободного места.
Супруг поцеловал ее в затылок.
– Не утруждай себя сегодня, постарайся ничего не делать, побудь дома, отдохни.
Затем, развернув ее лицом к себе, с чуть виноватой улыбкой добавил:
– Береги себя.
Мара смотрела, как муж шел к гаражу. Как бы ей хотелось, чтобы глаза перестало жечь, а дыхание пришло в норму. Она повернулась к кофеварке и заставила себя сконцентрироваться на каплях кофе, падающих в кофейник, запахе лесного ореха и теплом паре. Она поставила чашку на кухонную стойку, налила половину и с тоской уставилась на стеклянную ручку. Раньше, непременно соблазнившись свежезаваренным кофе, сделала бы первый глоток, но теперь научилась ждать, пока жидкость остынет. Она уже знала, что руки могут задрожать и кофе прольется, и предпочитала просто вытереть пятно на стойке, а не лечить ожог.
Успокоившись, она направилась к комнате дочери и, открыв дверь, заглянула. Маленькая головка девочки вяло оторвалась от подушки, и широкая улыбка засияла на лице, обнажив места, где выпали молочные зубки.
