Первый полет. И хочется, и страшно. Он несется вниз, набирая скорость. А потом, попав во встречную струю ветра, резко поднимается вверх. Ликование от того, что он не разбился, и гордость за себя.
Пользуясь встречными потоками ветра, он поднялся ввысь и у горизонта увидел зарницу, которая постепенно закрывалась грозовыми тучами. Резкий порывистый ветер несколько раз опрокинул его в воздухе. И потеряв ориентацию, он камнем стал падать на землю. Еще немного – и конец. Собрав всю силу воли, перед самой землей он снова взмывает вверх и ищет место для посадки, чтобы укрыться от усиливающегося ветра. Первая попытка не удалась, да и вторая тоже. Ветер набирает силу, и темные тучи с молниями и громовыми раскатами заслонили уже половину неба. Усилившимся порывом ветра его снова бросает на землю.
Удар был сильный, но не смертельный. Когда он пришел в себя, небо уже было черным. Зигзаги молний и раскаты грома сливались в один сплошной гул и яркие сполохи. Взлететь не удастся. Надо переждать грозу, а там будет видно. Слава Богу, дождь еще не начался. Надо найти укромное местечко, пока не пошел ливень.
Раскаты грома все громче и громче. Беспрерывные молнии освещают все как днем. Он добрался до дерева, когда с неба начали падать первые капли. Казалось, все живое вокруг вымерло, попряталось в норы, в щели – кто куда. И только он один был отдан на откуп стихии как жертва. Первый вылет, первое падение. И единственный конец.
Редкие крупные капли дождя превратились в сплошной поток воды с неба. Единственный сухой уголок за деревом с подветренной стороны защищал его от того кошмара, который творился вокруг. Намокнуть при таком ветре и холоде – это верная смерть.
Громыхнуло так, как будто в него попал артиллерийский снаряд. Сполох молнии ослепил его. А потом дерево, под которым он прятался, со скрежетом начало ломаться и падать. К счастью, не на него. Быстро перебежав под проливным дождем к другому дереву и встав с подветренной стороны, там, где было хоть чуть-чуть сухое место, он затаился. Пронесло!
Раскаты становятся все реже и глуше. Вот уже и небо стало потихоньку светлеть. Вода, лившаяся сплошным потоком, снова превратилась в редкие капли. И на небе засияла радуга. Неизвестно из каких щелей выбрались кошки и собаки. В небе в стремительном полете, рисуясь своими раздвоенными хвостами, летали стаи ласточек. Над речкой, что текла неподалеку, появились чайки, пытающиеся поймать мелкую рыбешку, которая всплывала на поверхность, пытаясь подкормиться тем, что принес ураганный ветер.
Небо почти очистилось. И появилось солнце. Он вышел из-за дерева, за которым прятался, и стал подставлять себя с разных сторон его жарким лучам, чтобы обсохнуть. Солнце обогревало и обсушивало. Вокруг слышались звуки жизни: крики чаек, чириканье воробьев. И ему снова захотелось воспарить в небо. Чтобы так же, как и они, лететь над землей, наблюдать все с высоты птичьего полета, кружиться, делать кульбиты и резкие виражи и наслаждаться парением.
Высота… Он мечтал о ней с самого детства. Но вот только сможет ли он взлететь? Сможет ли испытать радость полета? Слабость после падения вызывала в нем сомнения.
Несколько неудачных попыток взлететь ни к чему не привели. Он пробовал, старался изо всех сил. И в этом стремлении совершенно забыл об осторожности. Резкая боль в спине. Он сделал рывок, оглядываясь назад, к счастью, удачный. Когда взмахнул крыльями, увидел позади себя трехцветную кошку, которой досталось всего лишь два пера. Но это нападение дало ему сил.
Сизый голубь – символ дружбы, мира и любви. Он парил в небе, кувыркался, делал резкие виражи – все то, о чем он мечтал с детства. И тогда, когда был еще птенцом, и тогда, когда отправился в первый полет с крыши дома из гнезда матери. Он был счастлив.
Мы все с вами попадали под дождь. Наверняка, каждый из нас видел птиц, которые не успевали спрятаться от проливного дождя и грозы. Намочить оперение для не водоплавающей птицы это верная смерть. Но для птенцов жажда полета иногда бывает важнее.
Мне довольно тяжело будет рассказать эту историю, потому что соседка – тетя Люся, от которой я ее услышал, давно умерла, и остались только отрывочные воспоминания. Поэтому сразу прошу простить меня за мои вольности и все то, что я придумаю, чтобы сделать из этого воспоминания обыкновенный рассказ.
1940 год, маленькая деревня, тете Люсе было тогда шесть лет. Родители ее работали в колхозе, а дома разводили кур и гусей. С вашего позволения, я продолжу рассказывать от ее имени.
«Весной у нас начали пропадать куры и гуси. Сначала мы думали, что это лиса, но потом папа выследил, что к нам стала приходить волчица. Будучи неплохим охотником, он устроил на нее засаду и подстрелил. Шкура была огромная, и папа своим трофеем очень гордился.
Неделю спустя моя старшая сестра со своими подругами взяли меня в лес, для того чтобы нарвать гербарии, собрать первые весенние ягоды, а если повезет, и первые весенние грибы – сморчки и строчки. Мне повезло. Я набрела на грибную поляну и даже не заметила, как осталась одна. Сестра со своими подругами ушли дальше в лес, а я, собирая грибы, наткнулась на волчью нору. Рядом с норой лежали очень маленькие худые волчата. Их было четверо, трое уже умерли, а один еще дышал. Я взяла его на руки. Он почти ничего не весил – маленький пушистый комочек, из которого торчали кожа да кости.
Никому ничего, не сказав, я побежала обратно в деревню. Дома из кринки я перелила немножко молока в бутылку и из кастрюли, где варились щи, выловила и отрезала кусочек мяса. А потом снова побежала в лес к норе. Мне так жалко было этого маленького волчонка. Но он совсем не хотел пить молоко, которое я вливала ему в рот, и был очень слабенький. А я все вливала и вливала, и наконец, он как будто немножко оживился и стал слизывать молочко у меня из ладошки. Отрывая волокна мяса, я клала ему в пасть маленькие кусочки, которые он с жадностью стал жевать и глотать. Все это он делал, полулежа, потому что встать на лапки от слабости не мог. Когда он немножко наелся и уснул, я подобрала оставшихся мертвых волчат. Руками вырыла ямку возле сосны и закопала их там. Когда я вернулась, волчонка на месте не оказалось. Я заглянула в нору и увидела его там, забившегося в угол. Сколько бы я его ни звала, он не выходил. Оставив возле норы последний кусочек мяса, я вернулась домой. Было уже довольно поздно, и сестра со своими подругами очень злились на меня за то, что потеряли.
Я никому не рассказала про свою находку, но каждый день два раза ходила к норе и подкармливала волчонка. Иногда он осмеливался и пил молоко у меня из руки и брал мясо. Но стоило где-то хрустнуть ветке или зашуметь ветру, как он забивался в угол и больше не появлялся. А через неделю он совершенно перестал меня бояться. Как только я подходила, он выбирался из норы. Подходил и просил что-нибудь вкусное, тычясь в меня носом.
