Четыре медленных, через силу, шага — перед мысленным взором рисовалась пустая терраса над водой и пустое до самого горизонта море — и я облегченно заморгала, опершись о косяк. Мио сидел на краю настила, свесив ноги и глядя на солнце. Один. Черные волосы небрежно заплетены в косицу. Обтянутые серой футболкой плечи опущены, правая рука бездумно перебирает свободный конец веревки, которой привязана лодка. Даже со спины было яснее ясного, что его день не удался. Наверное, я все же не вовремя...
Отлепившись от косяка, я не спеша направилась к темному силуэту на фоне догорающего моря. Мио вздрогнул, услышав шаги, обернулся...
Черт. Все не так. Мелькнувшая кометой надежда в темных сицилийских глазах погасла, едва он узнал меня. Мио, конечно, улыбнулся — радостно, сияющее. Но не так, как улыбнулся бы, увидев другое лицо.
— Здравствуй, Мио!
— Марыся! Ты глюк? — Он протянул ко мне руку, остановился на полпути. — Или настоящая?
— Не знаю. — Пожав плечами, я протянула руку навстречу. — Наверное, настоящая. А ты?
Моя ладонь застыла в миллиметре от его. Я вздрогнула от неожиданности: тепло! Живое тепло. Не верилось. Все казалось, что вот-вот наши руки пройдут друг сквозь друга, как сквозь отражение на воде. Или что между нами снова будет стекло монитора и тысячи километров. Но... медленно, настороженно — и неотрывно глядя друг другу в глаза — мы преодолели последний миллиметр недоверия. Коснулись... и оба засмеялись от облегчения.
Мио схватил меня за руку, притянул к себе. Он оказался так близко, что я почувствовала его тепло, запах — чуть пряный, чуть терпкий, головокружительный запах юного мужчины. Прикосновения сухих, сильных ладоней обжигали кожу, пальцы дрожали от желания коснуться самой, убедиться: вот он, живой, настоящий. Горели губы — жаждой попробовать на вкус, на запах, на ощупь. Я смотрела в шоколадные глаза, и не могла произнести ни слова. Все оказалось много проще, чем я себе представляла, и много сложнее. Я поняла, что боюсь — отчаянно боюсь, что мечта сбудется и перестанет быть мечтой.
— Ты... не верится, что ты правда здесь. Я так рад тебя видеть! Как ты добралась?
Я была благодарна Мио за деликатность. Он быстренько сделал вид, что нет ничего естественнее и обыденнее, чем эта невероятная встреча, и что в первый момент не пожалел, что я — всего лишь Рысенок.
Через несколько минут мы болтали обо всем на свете, как всегда. Странно было слышать его голос. Привычные фразы звучали совсем не так, как читались слова по аське. Поначалу это смущало, мешало. Но вскоре я привыкла к его мягкому тенору, слишком твердому "б" и чуть грассирующему "р". А он, наверное, к моему почти детскому сопрано и московскому аканью. Главное, что снова было хорошо и интересно — и в полевых условиях мы понимали друг друга так же с полуслова, как и сидя в домашнем уюте за компьютерами. Вскоре я забыла, что мы встретились впервые в жизни.
И, как всегда, в нашем разговоре незримо присутствовал третий. Третья. Соле.
