Мне было почти двадцать четыре, когда я встретила Натали. Первое, что я увидела, глядя на неё, была огромная тень птицы с большими крыльями и маленьким острым клювом, похожая на филина – её природный тотем. Она была как амазонка, но ничего маскулинного. Женственное тело и прекрасное лицо, щедро осыпанное веснушками. На голове она носила медные кудри, которые в полночь под заклинанием оживали и превращались в змей, проворно ползающих под её руками.
Моей ошибкой было то, что я не смогла побороть любопытства, и согласилась поехать с ней на другой конец города к домикам у парка и маленькой речки, которые стоили не так дорого из-за плохой транспортной доступности района. Кроме того, рядом была церквушка и старинное кладбище со склепом.
Мы встретились в те дни, когда люди, пытаясь обмануть смерть, сжигают её. Мне ужасно захотелось мороженого со вкусом дыни, но в том кафе был только миндаль и виноград.
Она подсела за столик, улыбнувшись, спросила, с каким вкусом моё мороженое.
– Миндаль. А так хотелось с дыней.
– Понимаю. У меня дома как раз есть мороженое с дынным вкусом, можем прогуляться.
Так мы оказались на улице. Вышли на набережную и побрели вдоль реки. Её птичья тень привлекала ворон, и они перескакивали с ветки на ветку, крича что-то на своём языке. По дороге мы зашли в музей старинных вещей, где она с удовольствием рассматривала химическую посуду из прошлого века и большой комод аптечного промысла. На втором этаже мы встретили мужчину с черными усами, заточенного в картину, совершенно живого, желающего познакомиться поближе. Я хотела подойти к картине и сделала шаг, но она сказала:
– Не надо, пойдем вниз. Смотри, он вампир. Сейчас мы станем уходить, и он рассердится.
Мы двинулись к выходу, я обернулась и увидела, как его лицо побагровело от гнева и постарело лет на пятьдесят. Я спросила её:
– Как такое может быть, что картина живая?
– Картина не живая, она мертвая. Всего лишь вещь. А вот человек, который в ней живет, вполне себе живой. Усами шевелит, на девушек заглядывается. До того был самолюбив при жизни, что умерев, последним куском самолюбия ухватился за холст.
Мы незаметно дошли до её дома, рассуждая о наличии жизни в вещах и присутствии смерти в живом. Это был небольшой одноэтажный дом в стиле модерн. Центральный зал имел камин и панорамные окна и плавно переходил в огромную кухню, оснащенную техникой последних моделей и итальянской плиткой цвета пломбира.
– Какой чай заварить? Есть ромашка, тимьян, мелисса, мята, ещё имбирь. Предлагаю, чай с имбирем и лимоном. Как раз подойдет к дынному мороженому.
Мы пили волшебный чай, и я узнала, что она приехала сюда с юга. Отец её не то цыган, не то казак, носил по два перстня на большом и указательном пальцах и по две родинки на мизинцах, родился, когда луна была в козероге, и исчез за три дня до её появления на свет. На этом знания об отце исчерпывались и начинались знания о других мужчинах. Мать вышла замуж второй раз и родила мужу сына. А Натали была вынуждена обратиться к собственному, внутреннему мужчине, чтобы найти опору.
Босая она бродила по деревенским дворам, окруженная толпой собак, лошадей и маленьких лягушек, спрятанных по карманам. В один летний день за год до выпускного мать спросила у дочери о дальнейших планах на учебу.
– На врача. Или ветеринара, если не поступлю в мед.
Так сильно её не колотили никогда в жизни. Мать закрылась в бане, пытаясь выдавить из тела воспоминания об отце Натали, который руками снимал любую боль. После чего Натали отправили учиться на инженера, строго настрого приказав забыть мечту.
– У меня как раз есть вакансия. Мне нужна помощница для работы, это что – -о вроде личного ассистента. Мне кажется, ты отлично подойдешь для этой работы, Онелик, можно я буду звать тебя просто Нели?
– Это безумно заманчивое предложение, но дом находится слишком далеко от центра, а у меня нет машины.
– Тебе не нужно никуда ездить, будешь жить здесь. Комната в северной части дома свободна, рядом выход в сад.
Я сказала, что подумаю до конца следующей недели, но уже через три дня собрала вещи, позвонила Натали и была на пороге дома, временно ставшего нашим общим.
Она искала себе мать, подругу и сестру одновременно. Когда-то давно выдавив всё женское из себя, по крупицам отыскивала это в других.
Она говорила, что возвращает чуткость к себе по крупицам. А чтобы вернуть утраченное – предчувствие – требуется время и особенный вид любви к себе. Невозможно сделать это быстро – вернуть назад искусное предчувствие дождя, когда ни птицы, ни крылья бабочек ещё не выдают предзнаменование, но в мыслях, сердце, кончиках пальцев дрожит ветер, несущий запах клевера, небо цветет горчанкой, а блестящие капли разбиваются о зелень разморенный травы.
Невозможно вернуть утраченное предчувствие внезапной, роковой встречи, горького поцелуя, тепла, разлитого по липовой аллее и рокота моря. Чуткость возвращается по крупицам. Она – в розоватом цвете рассветного неба, в которое вгрызается тонкий лунный серп. Во вкусе клубники на наших губах. В созвездии Пегаса. В нашем общем чуде.
В доме было множество книг по медицине, психологии, химии, физике и эзотерике, но совсем не было художественной литературы. На полках стояли большие тетради с анатомическими зарисовками, записями и рисунками, напоминавшими эзотерические трактаты.
– Когда ты делала все эти рисунки?
– Некоторые конспектировала из книг, некоторые на лекциях. Та, что ты держишь в руках, по акупунктуре, проходила у китайского профессора. Я делала пометки в основном по ци. А в той тетради с черным переплетом можно найти записи по славянскому массажу живота.
Она жадно глотала знания, которые были под замком, впитывала их кожей и выпивала глазами, чтобы через руки и рот отдать нуждающимся. Я постепенно перенимала её алхимические взгляды. В кухне хранились льняные мешочки с травами и натуральными мазями, мед в баночках, не меньше пятнадцати сортов, перга, прополис, сушеные грибы и протертые орехи. Всё это она хранила для себя. Чаи заваривала каждый день, обязательно спрашивая, какой сон мне снился ночью. Если сон был плохой, то в чай добавляла немного ромашки, имбирь и облепиху. Если ночью мне снился любовник, то варила кофе в турке, посыпая корицей или шоколадом.
– Я слишком долго жила не своей жизнью! Теперь нужно это исправить, – говорила она.
Обычно после завтрака она садилась за книги, а я надевала спортивный костюм и бежала через парк до кладбища, около церкви отдавала голубям сухой хлеб и белые семечки, а затем возвращалась. Она заставляла меня раскладывать карты и руны, считая, что это мой природный дар, и на дождливую погоду все предсказания сбывались. Как только острые капли начинали стучать по крыше, я доставала шкатулку, расставляла свечи и ждала её появления. Днем мы готовили, обсуждали клиентов и прочитанное в книгах, но примерно с трех часов пополудни дом, как живое голодное существо, впускал в себя людей.
