Первин Мистри вздохнула и поправила шапочку на потном лбу. Половина седьмого утра – а на улице уже за тридцать. Скакать по манежу Королевского конного клуба Западной Индии в обреченных попытках угнаться за лучшей подругой Элис – серьезная физическая нагрузка.
Элис Хобсон-Джонс гнала галопом крупного гнедого Кумара, породистого рысака. В тренировочный манеж он попал, потому что для настоящих скачек немного не вышел ростом. При этом Кумар был настоящим конем-князем, а если вспомнить, что в Элис был метр восемьдесят роста, становилось понятно, что за пара царит на манеже.
Первин с ее метром пятьюдесятью с небольшим только радовалась, что ее посадили на кобылку-пони, – она думала, что с ней точно управится. Долли была такой маленькой, что Первин сумела сесть в седло сама, не прибегая к услугам грумов, – раньше же, когда она ездила верхом, почти всегда приходилось совершать этот неприятный ритуал. Вот только лошадка не больно-то слушалась указаний, которые Первин пыталась ей отдавать, стукая пятками по бокам. Наездницей Первин была неопытной, и Долли, похоже, это чувствовала.
Но все равно – ездить в манеже было куда менее страшно, чем верхом на здоровенных жеребцах в Англии, где Элис по выходным иногда приглашала ее на верховые прогулки. Теперь их роли, в сущности, переменились. Первин вернулась в родной Бомбей и стала здесь адвокатом, а Элис прибыла в родительский дом с длительным визитом и пыталась найти место учительницы. Семейство Мистри прожило в этом городе почти 350 лет, фамильные связи открывали для Первин все двери, поэтому были все основания полагать, что Элис все-таки получит место преподавателя математики в Уилсон-колледже.
Элис долго пришлось уговаривать подругу, прежде чем та согласилась вставать в несусветную рань, чтобы трижды в неделю приезжать к шести утра в клуб. Поначалу затея эта выглядела очень заманчиво. Дожди прекратились, передвигаться по городу было легко, хотя после восхода солнца он вновь становился жарким и ветреным.
На очередном круге Первин заметила отца Элис, сэра Дэвида Хобсон-Джонса – он стоял у бортика. Сэр Дэвид был одним из попечителей клуба, и это несмотря на то, что в Бомбее он прожил всего два года. На такое можно рассчитывать, только если ты принадлежишь к узкому кругу, состоящему из трех высших советников губернатора.
Сэр Дэвид улыбнулся и широко повел рукой. Первин продолжала двигаться рысью, следя за тем, чтобы не горбиться. Когда она проезжала мимо сэра Дэвида, он повторил тот же жест, и даже энергичнее.
Он ее подзывает.
У Первин екнуло сердце. А вдруг он пришел сказать, что от одного из членов клуба поступила жалоба по поводу индуски на манеже? Других, кроме себя, она тут не видела.
Первин терпеть не могла пришпоривать свою кобылку, но не знала другого способа заставить ее ускориться. Долли и ухом не повела. Только когда Первин еще пару раз прижала ей шпоры к бокам, лошадка неохотно вышла из манежа на площадку у входа, где дожидались грумы. Тощий мальчишка придержал повод, а Первин скорее свалилась, чем спрыгнула на землю. Она отряхивала запылившиеся ладони о юбку своей амазонки, когда к ней подошел сэр Дэвид. На нем был белоснежный костюм, явно не предназначенный для верховой езды.
– Доброе утро, сэр Дэвид. Вы уже закончили тренировку? – Первин старалась говорить спокойно, хотя внутри все сжималось. Если ее сейчас вышвырнут из английского клуба за принадлежность не к той расе, придется выразить протест. Но ведь сэр Дэвид не знает, что она член Индийского национального конгресса – местной организации защитников гражданских прав. Ему лишь известно, что она бывшая однокурсница его дочери Элис, молодая женщина, все активнее заявляющая о себе в адвокатском мире Бомбея.
Он качнул головой.
– Я заехал позавтракать на скорую руку, прежде чем отправляться в секретариат. Больно уж здесь яичница хороша. Присоединитесь?
Похоже, не вышвырнут, уже хорошо. Но Первин не хотелось уходить, не предупредив Элис.
– Но я… – Первин указала на свой костюм для верховой езды – не щеголеватую твидовую пару, как у Элис, но легкий хлопковый жакет и просторную юбку с разрезом: этот слегка старомодный наряд выдала ей мать со словами, что в нем женщине-индуске не зазорно заниматься столь неподобающим занятием, как верховая езда.
– Не переживайте, пожалуйста. На веранду многие приходят прямо с манежа. Это я буду выглядеть неподобающе.
Первин все еще сомневалась.
– Но Элис…
– Она знает, где нас искать. – После чего важный чиновник добавил, понизив голос: – До ее прихода мне в любом случае нужно обсудить с вами один деловой вопрос.
Слова «деловой вопрос» не могли не взбудоражить молодую юристку, у которой известности пока было больше, чем заказов. Первин посетила дамскую комнату, смыла с лица и рук налетевшую в манеже пыль, расчесала волосы, снова уложила косу вокруг головы. Решила не надевать обратно пробковый шлем, хотя в его отсутствие стала отчетливо видна красная полоса, отпечатавшаяся на лбу. Выйдя на веранду, Первин сразу же ощутила на себе взгляды англичан. Потому ли это, что ее видели с сэром Дэвидом, или из-за дурацкой юбки с разрезом?
Сэр Дэвид ободряюще махнул ей рукой, после чего раздались перешептывания.
– Я взял на себя смелость заказать вам завтрак, – сказал он. – Вы ведь отсюда прямо на работу, не так ли?
– Я стараюсь открывать контору до восьми часов, – ответила Первин, стараясь говорить как можно более деловито. – Только в это время можно спокойно поработать с документами.
– Воистину. Как я уже сказал, возможно, я смогу предложить Адвокатской конторе Мистри солидный заказ.
Первин так резко подалась вперед, что едва не сшибла с блюдечка пустую чайную чашку.
– Кому-то из ваших знакомых нужен юрист?
Стройный официант в свежем френче поправил ее чашку, заполнил золотистым дарджилингом. Сэр Дэвид благодушно улыбнулся.
– Совершенно верно. Он нужен мне.
Первин вгляделась ему в лицо. У сэра Дэвида неприятности на работе?
– Хочу напомнить, что я только поверенный. Женщинам не позволено выступать в бомбейском суде, однако мой отец может…
– Не о том речь, – прервал ее объяснения сэр Дэвид. – Вы слышали про Колхапурское агентство?[1]
Вопрос удивил ее своей простотой. Добавив в чашку сахара, она ответила: