Авторские сердечные благодарности:
Семье, с пониманием относившейся к моему самозабвенному увлечению «мистером Запретным».
Госпоже Лисичке, ждавшей повести о нём четыре года.
Нашей прекрасной Банде и чудесной Ирине Котовой – за всё хорошее.
Тигробелочкам, подарившим мне идею о сэре Энтони.
Алисе Дорн за наши чаепития, без которых мне было бы трудно дописать финал, Маше Покусаевой за поддержку, дружбу и волшебство, Евгении Вязниковой за бережную редактуру, Наташе Ерофеевой за терпение и возможность поставить книгу на полку.
Всем читателям, поддерживавшим меня в процессе написания.
А также всем читателям, которые поймут и не осудят моих книжных деток и будут помнить о том, что историческая достоверность – наше всё.
Однако между реальной Англией и её сказочной альтернативой просто обязана наличествовать разница во многих существенных мелочах.
С глубочайшим уважением к Шарлотте Бронте и её творению, светлой памяти несостоявшегося разноглазого рыцаря и менестреля, столь же дерзкого, сколь и прекрасного.
Глава первая,
в которой мы знакомимся с корсаром
– Сегодня к нам на ужин пожалует мистер Фо́рбиден, – как бы невзначай бросил отец, когда подали десерт. – Я счёл, что настала пора наконец познакомиться с новым соседом.
Матушка холодно изогнула бровь:
– Фрэнк, кажется, я уже высказывала тебе своё мнение на этот счёт.
– Дорогая, мы будем ничем не лучше него, если начнём пренебрегать правилами приличия.
– Нувориш в Хепберн-парке! Бедная леди Энн! Продать имение этому… этому…
– Матушка, это правда, что мистер Форбиден – корсар? – подала голос Бланш, прежде чем с бесконечным изяществом отправить в рот кусочек пудинга.
– Он контрабандист, душечка. Не путай. Контрабандисты, в отличие от корсаров, грабят честных людей на суше.
– Нэнси говорила, он привёз в Хепберн-парк сотню сундуков, полных золота и драгоценностей!
– Вполне возможно, что она недалека от истины, – заметил отец.
– Не забивай голову россказнями Нэнси, душечка. Она что только не говорит. А даже если так, это не изменит моего отношения к нему. Боги, мне страшно подумать, что такой человек осквернит наш дом своим присутствием!
– Ничего, – проворчал отец, – думаю, грядущий день и прибытие твоего дражайшего лорда Чейнза его очистят.
Матушка кинула на него испепеляющий взгляд – и папа, вздохнув, поправил салфетку на коленях, прежде чем покоситься на меня.
– Ребекка, – произнёс он ласково и немного встревоженно, – ты ни кусочка не съела.
– Я не голодна.
– Она нервничает, папенька, – прощебетала Бланш. – Ребекка, почему ты так нервничаешь? Джон тоже приезжает завтра, но это ведь не мешает мне спать по ночам!
– Бессонница? – глаза отца сделались ещё более встревоженными. – Ребекка, что тебя беспокоит?
Я пожала плечами.
– Эти твои страшные сказки, – решил отец. – Сколько я тебе говорил: поменьше читай на ночь!
– Жизнь – самая страшная сказка из всех возможных.
– Что за глупости!
Я стиснула сложенные на коленях ладони в кулаки.
Идти до конца? Впрочем, какая уже разница.
– В сказках герои обычно живут долго и счастливо, – тихо проговорила я. – После свадьбы… по любви.
Тишина, повисшая в столовой, с тихим перезвоном всколыхнула хрустальные подвески люстры.
– Ребекка, – ровно произнесла матушка, – мне казалось, мы пришли к согласию по этому вопросу.
– Да. Согласие выбивали из меня долго и слёзно.
– Ребекка, Том – блестящая партия. Мы и мечтать не могли…
– Матушка, почему я должна расплачиваться за ваше тщеславие? – сила собственного голоса поразила даже меня, но отступать было поздно. – Мы не бедствуем, и Бланш в надёжных руках. Разве титул стоит моей порушенной жизни?
Матушка аккуратно положила вилку и нож: с разных сторон тарелки, идеально симметрично.
– Я надеялась, мне не придётся этого говорить, но раз ты вынуждаешь… – Взгляд цвета озёрного льда устремился на моё лицо. – Ребекка, меня всегда приводили в отчаяние мысли, что мою старшую дочь боги жестоко обделили своими милостями. Внешность? Весьма на любителя, если быть откровенной. Вышивание или рисование? Помилуйте, эти руки только с виду тонки: это руки свинопаса, не благородной леди. Музицирование? Ни голоса, ни слуха. Танцы? При бесспорной грации движений – никакого желания. Добрый нрав? Упрямство норовистой кобылы – при столь остром уме, что впору порезаться. Да, ты говоришь на двух языках, не считая родного, и все вечера просиживаешь за книгами, но кому это нужно? А в довершение всего – никакого стремления исправлять свои недостатки.
– Маргарет…
– Фрэнк, дай мне высказаться. Да, Ребекка, все эти годы меня утешала лишь мысль, что всё недоданное тебе досталось Бланш. – Сестра на этих словах покраснела: как всегда, удивительно мило. – Однако это не отменяло горечи осознания, что моя старшая дочь, скорее всего, останется доживать свой век старой девой. И тут – не просто шанс, а…
– Бланш оправдала ваши надежды. Я счастлива, что моя сестра обретёт достойного, любящего и любимого супруга, – только бы голос не дрогнул. – Но я так и не услышала ответа на свой вопрос.
– Это и был ответ. – Женщина, родившая меня на свет, надменно вскинула подбородок. – Боги подарили нам сказочный шанс, которого тебе больше не представится. И я не допущу, чтобы ты отвергла предложение Тома, до конца своих дней повиснув на нашей шее мёртвым грузом, вызывая насмешки над собой… и надо мной.
– Маргарет!
Грозный окрик отца я расслышала словно сквозь подушку: буря эмоций, поднявшаяся в душе, странным образом помутила мой слух.
– Ваша точка зрения мне ясна. – Я встала, опершись ладонью на стол. Почему она дрожит? От гнева? И неужели этот тонкий голосок принадлежит мне? – Благодарю, миссис Лочестер.
– Ребекка…
Но я уже выскочила из столовой, не желая слушать, и крики матери и отца летели в спину, пока я бежала к парадной двери: до неё было ближе.
Нет, не остановлюсь. Не дождутся.
По высоким каменным ступеням спустившись с террасы особняка, мимо яблоневой аллеи, сыпавшей снег лепестков на садовые дорожки, я устремилась на задний двор. Пробежав мимо крольчатника, вошла в конюшню. Ветер, переминавшийся в деннике, встретил меня тихим радостным ржанием. Погладив коня по мягкой морде, я обратилась к подоспевшему конюху:
– Оседлай его, Элиот.
Старик изумлённо оглядел меня с головы до пят.
– Но, мисс…
– Элиот, скорее, – не объяснять же, что переодеваться в амазонку времени нет. – Прошу.
Старик покряхтел, но покорно полез за седлом.
Когда мы с Ветром рысью выехали с заднего двора, матушка стояла на крыльце, высматривая меня в саду. Увидев вздорную дочь, она подобрала было юбку, дёрнулась вперёд, но, вспомнив о чувстве собственного достоинства, застыла на месте, скрестив руки на груди.
