В Аль-Рассане:
(Все перечисленные ниже – ашариты, поклоняющиеся звездам Ашара, кроме отдельно отмеченных лиц)
Верховный правитель Альмалик Картадский (Лев Аль-Рассана).
Альмалик, его старший сын и наследник.
Хазем, его второй сын.
Забира, его любимая наложница.
Аммар ибн Хайран из Альджейса, его главный советник, воспитатель наследника правителя.
Эмир Бадир Рагозский.
Мазур бен Аврен, его визирь, из киндатов.
Тариф ибн Хассан, разбойник.
Идар, Абир – его сыновья.
Хусари ибн Муса из Фезаны, торговец шелком.
Джеана бет Исхак, лекарь из Фезаны, из киндатов.
Исхак бен Йонаннон, ее отец.
Элиана бет Данил, ее мать.
Велас, их слуга.
В трех королевствах Эспераньи:
(Все перечисленные ниже – джадиты, поклоняющиеся богу-солнцу Джаду)
Король Эспераньи – Санчо Толстый, ныне покойный.
Король Вальедо – Раймундо, старший сын Санчо, ныне покойный.
В королевстве Вальедо (столица – Эстерен):
Король Рамиро, сын Санчо Толстого.
Королева Инес, дочь короля Фериереса.
Граф Гонзалес де Рада, министр Вальедо.
Гарсия де Рада, его брат.
Родриго Бельмонте (Капитан), воин и владелец ранчо, бывший министр Вальедо.
Миранда Бельмонте д'Альведа, его жена.
Фернан, Диего – его сыновья.
Иберо, клирик, учитель сыновей Родриго Бельмонте.
Лайн Нунес.
Мартин, Лудус солдаты отряда сэра Родриго.
Альвар де Пеллино.
В королевстве Халонья:
Король Бермудо, брат Санчо Толстого.
Королева Фруэла, его жена.
Граф Нино ди Каррера, фаворит короля (и королевы).
В королевстве Руэнда:
Король Санчес, младший сын Санчо Толстого, брат Рамиро Вальедского.
Королева Беарте, его жена.
В пустыне Маджрити:
(За южным проливом; место обитания племен маджритийцев)
Язир ибн Кариф из племени зухритов, вождь маджритийцев.
Галиб, его брат, главнокомандующий племенами.
В странах Востока:
Жиро де Шерваль, верховный клирик Джада в Фериересе.
Реццони бен Корли, киндат, лекарь и учитель из города Сореника в Батиаре.
День только что перевалил за полдень, и скоро должен был прозвучать третий призыв на молитву, когда Аммар ибн Хайран миновал Врата Колоколов и вошел во дворец Аль-Фонтана в городе Силвенес, чтобы убить последнего из халифов Аль-Рассана.
Он прошел во Двор Львов и остановился перед теми из двойных дверей, которые вели в сады. Двери охраняли евнухи. Он знал их по именам. С ними все было улажено. Один из них слегка кивнул ему, другой отвел глаза. Он предпочитал второго. Они открыли тяжелые створки, и он вошел. Услышал, как двери за ним захлопнулись.
В это жаркое время дня в садах было пусто. Все те, кто еще оставался в увядающем великолепии Аль-Фонтаны, прятались в прохладе внутренних помещений. Они потягивали прохладные, сладкие вина или изящными, длинными зирианскими ложками вкушали шербеты, охлаждаемые в глубоких подвалах на снегу, доставленному с гор. Роскошь иной эпохи, предназначавшаяся совсем не тем мужчинам и женщинам, которые обитали здесь сейчас.
Погруженный в эти мысли, ибн Хайран бесшумно шагал через Апельсиновый Сад, потом миновал подковообразную арку, прошел в Миндальный Сад и, оставив позади следующую арку, вышел с Кипарисовый Сад, где стояло лишь одно высокое, прекрасное дерево, отражающееся в трех прудах. Каждый сад был меньше предыдущего, каждый ранил сердце своей красотой. Как сказал некогда поэт, дворец Аль-Фонтана был построен для того, чтобы ранить сердца.
В конце своего долгого пути Ибн Хайран подошел к Саду Желания, самому маленькому из всех и прекрасному, как драгоценный камень. И там, на парапете фонтана, в тихом одиночестве сидел Музафар в белых одеждах, как было заранее договорено.
Ибн Хайран поклонился еще под аркой, по глубоко укоренившейся привычке. Слепой старик не мог видеть его поклона. Через мгновение он двинулся вперед, медленно ступая, по тропинке, ведущей к фонтану.
– Аммар? – спросил Музафар, услышав его шаги. – Мне сказали, что ты придешь сюда. Это ты? Ты пришел, чтобы увести меня отсюда? Это ты, Аммар?
Так много можно было на это ответить.
– Это я, – сказал ибн Хайран, приближаясь. Он вынул из ножен кинжал. Голова старика внезапно дернулась вверх, так как он узнал этот звук. – Действительно, я пришел, чтобы освободить тебя из этого царства призраков и эха.
С этими словами он плавным движением всадил клинок по рукоять в сердце старика. Музафар не издал ни звука. Все было сделано быстро и уверенно. Ибн Хайран мог рассказать ваджи в их храмах, если когда-нибудь дойдет до этого, что обеспечил старику легкую смерть.
Он положил тело на парапет фонтана, расположив руки и ноги под белыми одеждами таким образом, чтобы мертвый старик выглядел как можно достойнее. Сполоснул клинок в фонтане, и хрустальные струи на несколько секунд стали красными. Согласно учению его народа, уходящему на многие сотни лет в глубину восточных пустынь, где зародилась вера ашаритов, убийство помазанника божьего – халифа – являлось преступлением, которое невозможно искупить. Он посмотрел на лежащего Музафара, на округлое, морщинистое лицо, нерешительное даже после смерти.
«Он не был истинным помазанником, – сказал Альмалик тогда, в Картаде. – Это все знают».
Только в этом году было четыре марионеточных халифа: один здесь, в Силвенесе, до Музафара, один в Тудеске, и еще тот несчастный ребенок в Салосе. Такому состоянию дел следовало положить конец. Те трое уже были мертвы. Музафар стал последним.
Всего лишь последним. Некогда в Аль-Рассане водились львы, львы стояли на пьедесталах в этом дворце, построенном для того, чтобы заставить людей падать на колени на мрамор и алебастр перед ослепительным доказательством славы, которую невозможно осознать.
Музафар действительно никогда не был помазан должным образом, как справедливо заметил Альмалик Картадский. Но пока двадцатилетний Аммар ибн Хайран стоял в Саду Желания у дворца Аль-Фонтана в Силвенесе и смывал со своего клинка алую кровь, ему в голову пришла мысль: что бы он ни совершил в жизни за те дни и ночи, которые Ашар и бог соблаговолят отмерить ему под круговращением их священных звезд, отныне он навсегда станет человеком, который зарезал последнего халифа Аль-Рассана.
– Тебе лучше будет с богом, среди звезд. Теперь наступает время волков, – сказал он мертвому старику у фонтана, вытер и вложил в ножны свой кинжал и пошел обратно через идеально прекрасные пустые сады к дверям, где ждали подкупленные евнухи, чтобы выпустить его. По дороге он слышал, как одна глупая птица пела в белом, обжигающем полуденном свете, потом услышал, как зазвонили колокола, призывая всех добрых людей на святую молитву.
