Майор юстиции Лыткин вошёл в свой кабинет, как обычно, за полчаса до начала рабочего времени. Майору было ровно 45: сухое, симметричное, как зенитный прицел, лицо, глаза цвета холодного осеннего неба, прямой нос, тонкие губы под аккуратными, еловой веточкой, тёмными усами, и короткая стрижка. Общий пафос его лица отличался какой-то естественной серьёзностью и природным выражением подлинного трагизма, словно он уже родился таким.
И если Лыткин не всегда понимал, почему обязательно нужно смеяться над каким-либо анекдотом и не страдал от порицаемого всеми юмористами отсутствия чувства юмора, то и сам, в свою очередь, одним своим взглядом и видом мог легко наложить налёт трагизма на лица каких-нибудь сатириков или просто людей врождённой весёлости нрава.
Опять же, вряд ли Лыткин знал что-либо о специальных диетах или о значении слова «фитнесс», но динамика и очертание его фигуры, телесной конституции происходили, несомненно, от саванного гепарда. Его подтянутость, целесообразная, как у автоматного патрона, кипарисовая стройность не были результатом каких-либо специальных спортивных усилий, – это природа и служба.
Также было похоже, что и в одежде, которая была на нём, он уже появился на свет, и в этом одеянии его и приняла акушерка роддома. Строгой, элегантной и нарядной форме старшего майора НКВД обзавидывался бы любой современный модельер или представитель сексуальных меньшинств.
Фуражка с васильковой соразмерной тульей, малиновым околышем со звездой и лакированной трапецией козырька; удобная гимнастёрка «серый крем» с оригинальными накладными карманами; малиновые же петлицы с красными звёздами старшего майора с золотом по кантику; большие красно-жёлтые звёзды на каждом рукаве и грозным гербом на предплечье; портупея натуральной кожи с тренчиками на поясном и плечевом ремнях и кожаной же кобурой; синие галифе и чёрные офицерские сапоги – таков был наряд майора госбезапасности, в который одело его государство.
Хипстер делает безразличный вид, продолжая косить глазом на конкурента из НКВД. В гневе плюёт вслед майору пострадавший от тоталитаризма. А Джорджио Армани, задумчиво посмотрев на стихийного военного щёголя, достаёт блокнотик, карандаш и начинает рисовать эскиз очередного мирового бренда.
Лыткин подошёл к сейфу, открыл его, достал красивую финку с чёрной эбонитовой ручкой, подаренную ему начальником на сорокапятилетие, сел за стол и принялся внимательно рассматривать холодное оружие. «Какой модерновый дизайн. Вполне могла бы сойти за современное произведение, если бы эту финку не подарил Берия Сталину, когда тот в конце 30-х отдыхал в Абхазии». На основании клинка светилось клеймо – знак НКВД с мечом, серпом и молотом, а во всю его длину выгравирована надпись «Товарищу Сталину от товарища Берии». Достав из ящика стола пачку папирос «Кино», майор вынул из неё папиросу «Беломорканал» и закурил. Сквозь дым, с портрета на стене сзади, на курящего смотрел Дзержинский.
На тяжёлом письменном столе стояли чёрный карболитовый телефон, настольная лампа, печатная машинка, письменный прибор, дыропробиватель, картонные папки «Дело», бюстик Сталина, гранёный графин и такой же ребристый советско-древнеримский стакан.
На правой же части стола размещались широкий монитор UltraHD, клавиатура, мобильник «Nokian Hakkapeliitta», ноутбук «Apple MacBook», диктофон, принтер и ксерокс. Когда рассеялся папиросный дым, на стене, правее Дзержинского, явился портрет киногероя Жеглова и плакат-календарь «2010».
Зазвучал рингтон карболитового телефона, а именно сюита Свиридова «Время, вперёд!».
– Майор Лыткин слушает.
– Владимир Стаханович, Вас вызывает Геннадий Павлович, – сообщил женский голос.
– Да. Сейчас буду.
Положив обратно в сейф дорогой сердцу подарок и заперев его, Лыткин вышел, закрыл ключом дверь с табличкой «Следователь по особо важным делам Следственного Комитета Лыткин Владимир Стаханович» и пошёл к Геннадию Павловичу.
* * *
Шествуя по коридорам Следственного комитета среди сотрудников в привычной и одинаковой форме современных следственных и карательных органов и людей в штатском, Лыткин выглядел самым большим начальником. Встречные почтительно здоровались, отдавали честь, женщины смотрели на статного и нарядного майора с уважением, а девушки даже с восхищением.
Общая картина этого шествия очень убедительно напоминала некий современный фантастический фильм, в котором все люди, перемигнувшись, решили оставить свою эпоху и скачком переместиться в некое будущее (допустим, в наше время). А вот над майором решили пошутить, «постебаться», ничего ему не сказали и оставили в эпохе той, прошлой (допустим, 30-х годах века двадцатого). Но служивый каким-то образом переместился вместе со всеми, но остался, всё же, прежним чекистом, в прежней форме и прежними моральными принципами. И было ясно видно, что это не чудак и не артист, но весьма серьёзный цельный человек, твёрдый и действующий.
Дойдя до двери из красного дерева и рифлёного стекла с табличкой «Руководитель Следственного Комитета РФ по Камышинской области Коновалов Геннадий Павлович», Лыткин вошёл внутрь.
– О, наш бравый майор пожаловал! – с уважением произнесла пожилая секретарша, имея право на такое приветствие в силу давнего знакомства с вошедшим, своего возраста и положения, – Здравствуйте, Владимир Стаханович.
– Честь имею, Галина Ивановна, – ответил ей Лыткин.
– Заходите, ждут.
Лыткин вошёл в кабинет современного интерьера. За столом для совещаний сидели: сам руководитель, полковник Коновалов, и незнакомый полковник прокуратуры в синей форме, в глазах которого, при виде вошедшего, застыли удивление и вопрос, сменившиеся лёгкой сардонической ухмылкой. Вполне возможно, синий майор обладал развитым чувством юмора.
– Знакомьтесь, это новый зампрокурора области, полковник Борис Вадимовович Ласточкин, – указывая на прокурорскокого ладошкой, поспешил сказать Геннадий Павлович, – Владимир Стаханович Лыткин, следователь.
Последовало короткое рукопожатие. Шеф продолжил:
– Вот какое дело, Володя. В Речном, это большое село, сто с лишним километров от города, часа два езды, сегодня утром личным охранником обнаружен труп известного бизнесмена, депутата Горсовета Калугина Виктора Григорьевича. Огнестрел, в собственном особняке. У него в Речном огромный мясной животноводческий и мясоперерабатывающий комплекс. Одних свиней – 30 тысяч, бараны там…, – полковник посмотрел на прокурорского, – Он в 90-х половину всех колхозов области разорил, обанкротил и скупил…
Геннадий Павлович задумался, вспоминая прошлое.
– Как сейчас помню, – продолжил он, – действовал Калугин комплексно, остроумно: рейдерские захваты в сговоре с местными властями и милицией. Старого председателя выдавили, хотя и тот жирный кусок ухватил. Раздали паи, потом выкупили, потом акции, векселя, арбитражный управляющий, банкротство и продажа новому собственнику, то есть этому самому Калугину. В общем, уважаемый человек, отличный менеджер по приватизации, кхе-кхе… Было раскулачивание, стало вокулачивание, ну, то есть эта самая приватизация, мать её… Коммунисты из правления только глазами хлопали, да головой туда-сюда вертели, хе-хе… Да, большой человек был: шумиха, резонанс, губернатор звонил, требует быстрого расследования, вот зампрокурора послал…
