Эмбер Доусон устало потерла глаза и выпрямила спину. Потом отложила иголку и скатерть, которую она пыталась заштопать в неровном свете единственной свечи. Камин в гостиной почти полностью прогорел, и в комнате было сыро. Темнота по углам скрадывала то, что шелк, которыми были обиты стены комнаты, давно выцвел, портьеры на складках протерлись, а золотые кисти бахромы обтрепались. Чтобы сохранить мебель, ее зачехлили, и теперь у комнаты был абсолютно нежилой вид.
Девушка оглянулась, подбросила угля из почти пустого ведерка и с досадой поморщилась, Корнелия опять будет недовольна. Мачеха не первый год пыталась соблюдать экономию, но денег все равно не хватало. В результате слугам постоянно задерживали жалование, и они очень быстро уходили. В доме оставалась лишь кухарка, сварливая старуха, которая помогала и по хозяйству.
Эмбер прислушалась, стараясь различить что-нибудь кроме завывания ветра за окнами. Ей послышалось, крыльцу подъехал экипаж. Вскоре в холле раздался шум, возвещавший о том, что Корнелия с дочерью вернулись домой. Дверь жалобно скрипнула, затем хлопнула, и они обе вошли в гостиную.
Даже сейчас, в свои тридцать восемь, Корнелия все еще была красива. Ее собственная дочь и младшая сестра Эмбер, Люсинда, не смогла в свой первый сезон затмить мать красотой. Как любила говорить та, ее дочери не хватало светского лоска, а о падчерице и вовсе говорить было нечего.
Мачеха искренне считала внешность Эмбер весьма заурядной. Конечно, она не обладала фарфоровой кукольной красотой Люси. Но живость и обаяние делали старшую из сестер весьма приятной особой, а живость ума и начитанность – замечательной собеседницей.
Всего этого Корнелия просто не замечала. Едва падчерице минуло девятнадцать, она стала считать ее старой девой, поэтому у мадам Доусон и мысли не возникло взять Эмбер на бал, где они развлекались. Вернее, развлекалась Люси. Корнелия была недовольна тем, что ей пришлось вывозить дочь самой, еще и на простой деревенский бал. Она надеялась на сезон в столице, но денег почти не осталось, а кредиторы все еще ждали их появления.
– Эми! – Девушка, вернее, еще совсем девочка, подбежала к старшей сестре. Бальное платье из белого муслина, украшенное голубыми, в цвет глаз, лентами ей удивительно шло, и Эмбер невольно залюбовалась этой картиной. – Ты представляешь, я не просидела на скамейке ни одного танца!
Старшая сестра улыбнулась почти детскому восторгу:
– Это же замечательно! Хочешь чаю?
– Если он будет таким, как вчера, то не стоит.
Корнелия скривилась и буквально рухнула на кушетку. Ее падчерица сжала губы, чтобы не возразить, что чай остыл, пока та переодевалась к обеду. Эмбер давно поняла, что возражать мачехе бессмысленно. У той всегда своя версия происходящего. Проще промолчать.
Почувствовав напряжение сестры, Люси начала рассказывать о приеме. Видя, как сияют ее глаза, Эмбер невольно начала улыбаться. В свое время она была лишена такого удовольствия, как посещение балов, поскольку Корнелия, проводя все сезоны в столице, даже не озаботилась тем, чтобы вывести падчерицу в свет. Та была представлена лишь местному дворянскому обществу, которое знала уже много лет.
Мадмуазель Джонсон, гувернантка Эмбер, была уволена, как только ее старшей воспитаннице исполнилось семнадцать. Корнелия посчитала расточительством держать учителя, поскольку падчерица, переняв знания мадмуазель Джонсон, вполне могла обучить сестру.
Эмбер старалась, насколько могла, но учительница из нее получилась весьма посредственная. При всей любви к сестре ей не хватало терпения вновь и вновь повторять одно и то же. Люси прекрасно рисовала, неплохо пела, у нее был очень аккуратный почерк. На этом таланты младшей сестры заканчивались. Впрочем, красота и доброе сердце с лихвой окупали недостатки.
Эмбер, напротив, при достаточно, как она считала, неброской внешности, обладала пытливым умом. Самым большим удовольствием для нее было уединиться с книгой. Хотя, к своему стыду, в последнее время она предпочитала новомодные романы, где главная героиня, с честью пройдя все испытания, счастливо выходила замуж.
Подали чай. Люси все еще с увлечением рассказывала о бале, Корнелия, поджав губы, слушала эти восторженные возгласы, а Эмбер судорожно придумывала, какие причины заставили ее пропустить этот бал.
На самом деле, все было просто: она устала. Устала от своего скудного, вечно перешиваемого гардероба, устала от местных кумушек, мнивших себя лучшими подругами ее покойной матери, и потому позволявших себе постоянно поучать ее и, самое противное, сватать любому, как им казалось, подходящему кандидату.
Сейчас таких оставалось двое: толстый вдовец, бывший торговец, купивший имение неподалеку и подыскивавший себе аристократическую жену, и заядлый холостяк Ярдли, который уже неоднократно делал Эмбер двусмысленные предложения.
Поскольку девушка не желала общаться ни с одним из упомянутых выше кандидатов, она предпочитала оставаться дома, ссылаясь то на неважное самочувствие, то на неотложные дела. Корнелия, прекрасно понимая свою выгоду в незамужней падчерице, добровольно выполнявшей обязанности экономки, не возражала. Люси же всегда верила тому, что говорила старшая сестра, и, пожелав ей скорейшего выздоровления, садилась в карету, чтобы отправиться на бал или раут.
Эмбер не обижалась на нее, прекрасно понимая эгоизм, свойственный юности. Сама она считала, что сестре еще рано выезжать в свет, но не смогла переубедить отца, решившего, что лишь удачный брак Люси может поправить их дела. Он заявил об этом в своей слегка ленивой манере за обедом, в один из дождливых осенних дней.
Из-за протекающей крыши в столовой было сыро, не спасал даже хорошо протопленный камин. Отец с завистью поглядывал на жену и дочерей, кутающихся в шали. Курица в тот день оказалась пережаренной, а суп – пересоленным, и лишь когда перешли к десерту, отец заявил, что его младшей дочери настало время выехать в свет. Корнелия с улыбкой покивала головой, подтверждая слова мужа, а Эмбер с удивлением переводила взгляд своих зеленых глаз с отца на мачеху:
– Но ведь ей всего шестнадцать!
Она сразу пожалела о своих так опрометчиво вырвавшихся словах, поскольку сама Люси обиженно надула розовые губки, а отец разразился длиной малопонятной тирадой. Корнелия же с неприятной улыбкой посоветовала падчерице не завидовать младшей сестре по поводу внешности и смириться с тем, что в свои двадцать шесть лет она уже вряд ли получит предложение и останется старой девой.
Эмбер едва сдержалась, чтобы не бросить вилку с ножом на тарелку. Лишь хорошие манеры, привитые мадмуазель Джонсон, много лет прожившей в имении и уделявшей воспитанию девочек немало времени, позволили ей избежать опрометчивого поступка. Она нашла в себе силы пробормотать извинения, после чего внимание отца и мачехи вновь перекинулось на Люси и обсуждение ее нарядов.
