Если когда нибудь настанет тот день, в котором нас спросят, как мы нашли друг друга, мы ответим по разному. Ты скажешь, что мы просто столкнулись в толпе. Либо - что вместе работали над организацией концерта. Может быть, даже осмелишься рассказать, как я взял тебя силой и украл твоё тело.
Но всё это будет неправдой, потому что правду знаю лишь я. Правда, в том, что долго и безуспешно я искал тебя в толпе. Правда в том, что, лишь раз увидев, я сразу и навсегда полюбил твою улыбку, и хитрый прищур, и вихрастую гриву, что так люблю пропускать сквозь пальцы. И правда в том, что… Этого я никогда не скажу. Никогда, никому, в особенности тебе. Между нами половина мира и целая жизнь, между нами часовые пояса, города и страны, между нами твоё светлое будущее, что я не вправе присвоить.
И всё же, я люблю тебя, глупый. Люблю так сильно, что должен отпустить.
Лети…
Два года назад, Лос-Анджелес.
Перелет над Атлантикой длился так долго, что по выходу из аэропорта от желания курить сводило скулы. Собственно, больше поэтому, чем действительно от раздражения, он рявкнул на Борьку, чтобы пошевеливался, успеет еще насмотреться. Такси нашлось быстро, дети - двадцатилетняя Анжелика и двенадцатилетний Борис - сели на заднее сиденье, сам Игорь - впереди, и зло посмотрел на надпись на приборной панели “No smoking”.
- Долбаные янки, - процедил он сквозь зубы, а водитель внезапно заржал в голос, натурально, и сказал по-русски, но с заметным акцентом:
- Чё, брат, уже достали? А, курить? Да кури на здоровье, зёма!
Лучше бы до отеля перетерпел, честное слово. Слушать всю дорогу трёп этого “зёмы” так себе удовольствие. Благо, работа давно научила отключаться от внешних раздражителей, а говорливому мужику хватало его многозначительного “угу”, “ну да”, “точно”, сказанных в произвольном порядке. Зато затягиваться спокойно никто не мешал, травись сколько хочешь.
Днём Лос-Анджелес производил куда меньшее впечатление, чем ночью, но и днём нашлось на что посмотреть. Дети на заднем сиденье развлекались кто во что горазд: Лика делала бесчисленные селфи и тут же постила в инстаграм, Борис прилип к стеклу и поминутно кричал “Смотри!”. А сам он думал о том, что еще три дня этой трескотни над ухом - и у него расплавятся мозги. И еще о том, какого рожна всё в его жизни вдруг стало таким пресным. Катится по одному из самых престижных и дорогих городов мира, чтобы заселиться в великолепный отель, где живут звезды мировой величины - и хоть бы что-то тренькнуло в душе…
Кто бы знал, отчего так случается, что стоит только тебе достичь вершины и оглянуться, становится ясно, что ты стоишь на ней один как перст, и не с кем даже поделиться своим триумфом.
Впрочем, чего ему было не занимать, так это трезвости оценки, и себя он мог оценить в первую очередь. А стало быть, иллюзий не питал: на хрен ему был не нужен на этой вершине спутник не надёжный и слабый. Он не стремился найти жену или любовницу - два брака и десятки интрижек напрочь отбили охоту связываться с бабами. Что касается парней, с этим всё обстояло еще более сложно. Игорь давно и прочно осознал и принял для себя тот факт, что ему нравятся и женщины, и мужчины, и впадать в истерику от слова “гей” не собирался. Он был всеяден и довольно равнодушен даже не к терминологии, а к окружающим в принципе. С собой же у него конфликта на этой почве не возникало: хочется - вперед, какая в жопу разница. В его деле любителей подставить очко было в достатке, через одного, а местами и подряд, но на этих смазливых проституток в штанах у него не встал бы и под "Виагрой". Игорь подспудно искал, но сам не знал, чего ищет, точнее - кого. Это не было выражено действием, это не было даже мыслью, лишь чувством. Томительным ожиданием, пустотой внутри, засасывающей, тянущей, ждущей. И от нее не спасали ни сигареты, ни выпивка. Пустота жаждала быть заполненной, и имя ей было - одиночество. А с ним, как известно, хрен ты договоришься по-хорошему.
Остаток дня у него ушел на адаптацию, а Лику и Борьку отпустил шляться по городу, приставив одного из охранников потолковее. Ему самому все эти аллеи звёзд, голливудские холмы и прочие диснейленды для туристов были вот по одно место. Однако, прилететь на встречу с агентом Мадонны он предпочел лично, этого не доверил никому, слишком долго он его окучивал. Ну и детей взял заодно, пусть проветрятся. А то, что встреча будет проходить на закрытой вечеринке голливудской тусовки… Он уже давно смирился с тем, что у его детей не будет нормального детства со сбитыми коленками и тарзанкой. Зато будут селфи с Томом Крузом и Рианной, поездки с отцом на три дня в США среди учебного года, и плюс тысяча к понтам в школе. И то хлеб, пусть развлекаются.
Адаптация к разнице во времени протекала тяжко. По его внутренним часам была глубокая ночь, немолодой уже организм недвусмысленно намекал, что кое-кто охренел таскаться где попало, пошли уже спать, мать твою! Но завтра предстояло еще тусить на ночной гулянке, и стало быть, сегодня лечь раньше восьми вечера было нельзя. Пришлось нацепить на воспаленные глаза темные очки и спуститься вниз, в лаунж отеля, выпить кофе. Или может сразу в ресторан?
Пока он размышлял, куда податься, стоя в роскошном холле одного из лучших отелей мира, легендарного "Chateau Marmont", расположенного в самом сердце Голливуда, на бульваре Сансет, в высокие двери вошли двое молодых мужчин и, негромко переговариваясь, направились в бар. Игорь счел это знаком свыше, тем более, что в баре отеля тоже можно было при желании перекусить и выпить чашку кофе.
Молодые люди сели в уютные мягкие кресла, Игорь расположился напротив через проход за небольшим круглым столиком и, от нечего делать, в ожидании своего кофе стал наблюдать за гостями отеля. Обстановка, даже самая роскошная и знаменитая, интересовала его в меньшей степени. Тем более, что его невежливое поведение маскировали темные очки, парни были увлечены разговором и по сторонам не смотрели, а разговор, что они вели, был на его профессиональную тему. К тому же - это окончательно решило вопрос в пользу наглого подглядывания и подслушивания, велся на русском языке.
Начало разговора он, само собой, упустил, но похоже было, что один из парней - артист, возможно танцор, а второй - его менеджер. И суть была не столько в том, что его хоть мало интересовало чужое расписание, вовсе нет. Сами парни были довольно любопытны для наблюдения.
Тот, что чуть помоложе, звался Романом. Это был удивительной красоты и пластичности юноша, со скуластым выразительным лицом, с резкими четкими чертами, и очень яркими синими глазами. Не банальное лицо, немного дикое при всей своей привлекательности, и на фоне приевшихся уже слащавых физиономий - просто пир для глаз. Длинные смоляные волосы небрежно подобраны черной резинкой, одет очень просто, хоть и в брендовую одежду. И все же, что-то в нем выдавало его не самое простое происхождение. Ну хотя бы то, что и он, и его собеседник, вели себя как завсегдатаи подобных мест, а это очень, очень о многом говорило наблюдательному взгляду. Кого-то "Chateau Marmont" мог бы смутить: заведение пафосное, но уютное, и с такой колоссальной историей, с такой энергетикой, что невольно вгоняло в трепет. Их - нет, они легко вписались в обстановку. Одно только то, как Роман сидел в кресле, винтом закрутив длинные стройные ноги - он бы и минуты не высидел, попросту не сложился бы так. А этот сидел как ни в чем не бывало, с непринужденной грацией, совершенно не играя на публику, и цедил капуччино мелкими глотками, обнимая чашку тонкими пальцами. А кого тут впечатлять, его что ли? Кроме них в баре был лишь один посетитель, и тот в дальнем углу читал газету.
