Хочу поведать я вам сказку о ратной доблести и долге.
Сорвёт в ней честь со злобы маску, от лжи бывая не в восторге.
Любовь в ней вновь восторжествует. Но как опасен путь героя!
Ведь тёмный трон, он не пустует. Уж пост сменила вереница.
На место ж прежнего изгоя иной злодей воссесть стремиться.
Но коль безбрежен зла поток то, вечной будет и война.
Но, как всегда, и непременно, того лишь славы ждет венок,
В ком добродетель всем видна. В ком гнев бушует потому,
Что есть в нём милости безмерно. И так, про свет узнайте, тьму,
Войдя в глубины тех веков, где мой герой судил врагов.
В пещере гранитной, у самого моря, дитя выживала,
Смиренно не споря, от тяжкого гнёта страдая немало.
Терпела муки от невзгод, любви не ведая участья.
Всё оттого что не для счастья её похитил злобный род.
И лишь одной вещице Тала могла обиды доверять.
Видать, она подозревала, что «оберег» дала ей мать.
И этот странный медальон безмерно девочка ценила.
И зло отнять бы не забыло, но драгоценным не был он.
Но тайну мне открыть пора. Искала тех среди народа
Сила вечная добра, в ком ей люба была порода.
Что ненавистно было Мраку. Но от террора духа зла
Преградным ставя их щитом, немало знаний им дала.
Дабы отбить его атаку их добродетельным умом.
И часто Свет к ней приходил, ведя по сказочной стране.
Где дух любви в счастливом сне свои ей истины дарил.
А зная разницу в мирах, ей пробуждаться не хотелось,
Желая лишь остаться в снах.
Но видя разума не зрелость, наоборот жалела их,
Проводивших дни над кладом, вещей прекрасных и смешных
Не замечавших с собой рядом. Ни свет оставленный кометой,
Ни цветов на склоне гор. Другого ж не было пути.
Всегда заря была приметой начать чете нелепый спор.
Предлог не трудно же найти, дабы вражды воздвигнуть стену.
Из года в год такую сцену наблюдала с грустью Тала.
И сколько ж раз она пыталась, остановить поток скандала.
Притом, растерянность читалась в глазах испуганных дитя.
Ведь, обожая всю себя, гордилась жуткой бородой
Семейства буйного мамаша. Как и у гнома за спиной
Свисали косы точно также. Не опознать в борьбе бойцов.
К тому же в шкурах были оба. Как-будто братьев близнецов
Родила одна утроба.
И от взаимных тумаков, потаскав за космы в волю,
Затем стонали, виня долю, был ритуал у них таков.
Затем, нужда их в даль гнала, часок другой трудиться.
А возвратившись, мать звала детишек камешком гордиться.
Когда прекрасный самородок с любовью клали в сундуке.
Но ждал сюрприз еще погодок -дары душистые в мешке.
В корзины сложит быстро Тала овощей и фруктов гору.
О чём задумываться стала. Вошла ведь детка уже в пору
И понимала, что не с неба упали свежие продукты.
Тала
– Выпекая в печке тесто, не уложишься в минуты.
Ну, и кто корзину хлеба дал бы гномам без протеста?
Уж не знаю, как могли за срок не долгий отыскать
Не только камешек в пыли?
Когда ж обедать звала мать детей – семь маленьких существ,
То Тала ждала в стороне. Терпеть с собой таких соседств
В застольной утренней возне был не намерен гордый гном.
А значит, крошки со стола всегда ребёнок ел потом.
И тем малышка и жила.
Ну всё хозяйство на ней было: стирала, шила, печь топила,
То бежала мыть посуду. И так, весь день дитя в заботах.
Но как рада была чуду – затишью сонному в тех гротах.
И в те короткие часы бродила по песку сухому,
Ища по-детски, по-простому ответ понятный на вопрос.
Кто она? И здесь зачем? Хозяин-то почти не рос.
Она ж была другая всем и даже выше взрослых гномов.
Так она дошла до скал где было множество отколов.
Где сыновей Большой Гарал предупреждал когда-то грозно:
– К камнепаду не ходить! И калечит он серьёзно,
И даже может погубить.
Но послушно идя прочь, вдруг услышала дитя
В голове призыв помочь: «Помоги, спаси меня!»
Треск и свист над морем взвился из-за камня валуна.
И вглядевшись в даль она, видит, как пленённый бился
Зверь какой-то голубой.
«Потерпи, дружок, я мигом!» – огласилось море криком.
И помчалась в грот стрелой, задыхаясь, за ножом.
Себя глупышка утешала, обойдётся, мол, потом.
Но прекрасно знала Тала, что нарушить ей придётся.
Знала, месть её найдёт, когда гном из сна вернётся
Для излюбленных забот.
И спасать посмела Тала, дав всем узникам свободы,
Покалечив сеть немало. Так жертва собственной охоты
Спасся сам, и вся рыбёшка простилась лихо с западнёй.
Когда ж на берег вышла крошка, только думушкой одной
Была занята головка: «Не поможет мне спастись
Даже хитрая уловка. Иди, Тала, повинись.
Может чудо совершится? И поступок твой простится?»
С лохмотьев капала вода. И побрела она в пещеру,
Имея хрупкую, но веру, что везет ей иногда.
Шла и думала, что скажет: «Меня рыбка же просила.
Кто же в бедствии откажет? Меня рыба попросила?»
Поражаясь, она встала, повернувшись вновь к воде. —
«Может быть уснула Тала и приснился зверь в беде?
И то правда, не бывает дельфинов бело-голубых.»
Но тут же в страхе понимает в одеждах-то она сырых.
И зверя вспомнила призыв. Но в смиренье не жалела
Ослушания пробела, важно то, что он был жив.
Напала с бранью на ребёнка хозяйка тёмных обиталищ:
– Уже заждалась работёнка, а ты по брегу всё гуляешь!
Поглядите, прячешь ручку! Может что-то своровала?
А ну, Гарал, задай ей взбучку! Но я разведаю сначала.
Ах, нож скрывает за спиною. А с одежды… так и льёт.
Склонилась девочка рабою, и услышал правду грот.
Только в тайне она скрыла зверя жирного, большого.
Правда б алчного озлила. Сколько ж мяса дармового
Отпустила в море Тала! Если б Грета только знала.
Но Гарал и без дельфина нашёл причину нападенья.
В сети брешь, ушла сардина. Ну, чем не повод избиенья?
Лишь на третьи сутки Тала, пожелав уединится,
Потихоньку с ложа встала. И шатаясь, вышла к морю.
И услышала водица.
Тала
– Где они границы горю? Нет предела и страданью.
Не видно ж рядом ни одной души способной к состраданью
Нежно любящей, родной.
Малышка лежа на песке, совсем отчаявшись, рыдала.
И различалось в голоске как мать с тоскою призывала.
Она не видела дельфина, заметен был он еле-еле.
Но видел он, как ей лозина следы оставила на теле.
дельфин
– Посмела тварь избить жестоко, сломать бы руки пополам!
А раз их месть из-за меня, то ждать возмездия не долго.
Ведь отомщу за каждый шрам! Ох, проучу злодейство я!
Пощады нет семье преступной!
И тем же способом запретным уплыл, оставшись не заметным.
И ожидая кары крупной, взял курс в родимую сторонку.
Решив все прямо, без утайки, отцу поведать про девчонку.
Над головой кружили чайки. Над принцем взявшись хохотать,
В другой бы раз себе на горе. Друзья и братья поиграть
Звали друга на просторе. Но пред глазами была крошка —
Человеческий ребёнок. И лишь одна вела его дорожка,
Домой стремился дельфинёнок.
