– О, Страж! У вас с пистолета кора сыплется.
– Не твое дело, сиська! Раздевайся!
Глядя на этого заморыша, могла ли я подумать, что однажды он возглавит седьмую строчку Форбс? Бизнесмен, который летит в Мадрид на личном джете просто для того, чтобы поесть новенького. Не Санек из деревни, а Александр Батькович. Не лопоухий с веснушками на носу, а сильный красавец с зачесанными назад волосами. Мощнейший мужчина с кучей денег, но при этом абсолютно не осознающий своей силы. И все еще тупой, как валенок, когда дело касается общения с женщинами. Некоторые вещи не меняются.
Но прежде, чем я увидела, каким Саша станет, пришлось пройти через ад. В том числе, бросить Сашу в той самой деревне. И когда я говорю об этом, наворачиваются слезы, потому что это было самым ужасным решением за всю и так не очень-то сладкую жизнь. И хотя позже мы все-таки встретились, это была совсем не та встреча, о которой могла бы мечтать девушка.
– Сам ты сиська! – я все же скинула мокрое полотенце, оставив короткую футболку. – Не за чем так уж кричать.
– А тут что? – Саша указал палкой на мою грудь с торчащими сосками.
– Желаете обыскать? – я игриво выгнулась.
– Ты заражена! – он махнул грязной корягой в сторону реки. – Быстро в дезинфекцию! Мы должны избавиться от них!
– Я здорова!
– Быстро, я сказал!
– Это соски, тупица! – я шустро укрылась полотенцем. – Как я тебе от них избавлюсь?
– А чего они вылупились? – Саша откинул оружие и стал выглядеть безобиднее коровы во время отела.
– Иди ты на фиг.
– Кусай за фиг.
– Саша!
– Что?
Член Бахметьева натянул белые трусы, словно в призрака играл. Если бы я заметила его чуть раньше, то молчала бы – возможно даже, с членом во рту. Но после всяких «ты заражена» смотреть на его штык хотелось меньше всего. Я искренне не понимала, как можно быть таким тупым и сексуальным в одно время.
– Прикройся! – я отгородилась ребром ладони.
– Велика беда… Пипиську никогда не видела? – заявил мне.
Мне показалось, что я, и правда, перебарщиваю. Однако, стоило мне убрать руку, как Саша оттянул трусы и стал трясти стволом под дебильную ухмылку в ожидании моей реакции.
Это был превосходный момент, чтобы медленно поцеловать меня и отыметь на закате под большим дубом, но он предпочел идиотничать. Как всегда.
Сексуальное желание было утеряно в недрах темно-рыжего лобка Бахметьева. И несмотря на его мощный не по возрасту торс, который будто создан, чтобы на нем спали, мне надоело ждать. Семнадцать лет, мозгов все нет, и неясно, появятся ли вообще.
Я отряхнула задницу, онемевшую от сидения на камнях, и пошла по извилистой дороге, которую оставил трактор.
– Бродская, ты куда?
– В подму… домой!
Не успела я сделать и двух шагов, как по земле раздалась очередь из пулемета. Саша догнал меня и повалил на колосья пшеницы.
– Бахметьев, отвали!
– А то что?
– А то…
Я замолчала только потому, что Саша поцеловал меня.
– Не поняла? – сказала ему.
– Сам не понял, – Саша и не думал слезать.
– Ты хоть зубы чистишь?
– Зачем? От тебя воняет сильнее.
– Идиот, – я хихикнула.
– Идиотка.
У Саши опять встал, и еще мокрый после реки член уткнулся мне в бедро.
– Убери своего недоростка от меня, – сказала.
– Еще чего! Это твое наказание.
– За что это?
– За твои дурацкие глаза.
Я тут же потянула Сашу за волосы – «А-а-ай!» – и поцеловала его упрямые губы. Дольше и смачнее, чем он меня.
– Получай, кретин, – сказала я.
– Своими кривыми зубами все губы мне разобьешь, – он вытер слюну вокруг губ.
Повисло молчание, но я быстро заполнила его.
– У тебя сопля торчит, – сказала.
– Я жду, пока она капнет тебе на морду.
– Это у таких фермеров, как ты, морда. А у меня – лицо.
– Чего тебе фермеры сделали? – Саша сел на мои колени, открыв чудесный вид на плавки с торчащим членом.
– Ничего, – сказала и уставилась на звезды в темнеющем небе. – Саш…
– А?
– Почему ты хочешь остаться? Мы можем уехать, куда угодно. Учиться, работать, смотреть мир. Что тебя держит? Здесь ничего нет, а там… есть все, и даже больше.
– Мне не нужно все, – Саша тоже посмотрел наверх. – Хватит и этого.
– Какой ты маленький и глупый, – сказала я.
– Какая ты жирная и умная, – ответил мне и снова наклонился.
– Я серьезно, Бахметьев, – я провела всеми пальцами руки сквозь его волосы. – Неужели у тебя нет амбиций? Ты можешь поступить в институт, открыть свой бизнес, профессионально заняться спортом. Тебя устраивает растить картошку до конца дней?
– Меня устраивает лежать с тобой в поле и ждать, пока ты зевнешь, чтобы плюнуть на твой длинный язык.
– Мог же просто попросить, – я открыла рот и закрыла глаза.
Саша поцеловал меня, и я почувствовала, что намокаю. Но дело опять остановилось.
– Зачем тебе Москва, если есть я? – мягко произнес он.
– Ты ребенок, Бахметьев, – я стала подниматься на локти. – Боишься даже с меня трусики снять. Что мне с тобой делать?
– А может, не боюсь?
– Боишься.
– А может, дело в другом?
– В чем же?
– В том, что ты рыбой воняешь!
– Как ты мог учуять, если нос всегда забит свиным говном?
– Хочешь докажу, что это не так?
– Хочу, чтобы ты слез с меня.
Бахметьев поднялся, поставив руки на бока. Я пару раз хлестнула полотенцем по воздуху и снова укрыла плечи.
– Идем, Бахметьев, проводишь меня.
– В подмуда?
– Домой.
Глава первая. Страшно, но необходимо
Итак, представьте, что вы лежите под хрустящем постельным бельем. Ваши пальцы массируют ягодку между трясущихся бедер. Грудь ласкают тяжелые (воображаемые) руки Криса Хемсворта. И тут вы слышите скрежет двери, а за этим – старо-мужское хриплое «Ой!»
– Ты как вошел?! – завопила я на деда.
Благо, что он не стал отвечать, а просто скрылся в коридоре. После этого мы не разговаривали неделю, но я виновата сама. Проверь дверь, если собираешься помастурбировать. Несложное правило. Хотя, по правде, самое страшное было не в том, что меня застукали.
В деревне нравился лишь Саша Бахметьев, и то не знаю, за что. Коренастый паренек с веснушками и вечно грязными пальцами. Школьный аттестат «тотал тройка»; чемпион по броску гантели 16кг среди юниоров; щель между верхними резцами размером с мою голову. Саша – хороший, но ухажер из него как из помета пирожки. Я даже не знаю, понимает ли он, что я девушка? Покататься на свинках, пострелять из рогатки, но не больше. Ни начальником, ни видным работником такому не стать. Дай бог, вилку научится держать правильно – сейчас он держит ее так, будто собирается выколоть тебе глаза. Остальные… а что остальные? В прошлом году в Самокино насчитали 102 человека.
И бабушка, и дедушка были категорически против, чтобы я уезжала. Москва – дорогая, я согласна, и опасная, я согласна. Но решение было принято: вилке нужен нож, а кошке – кот, или как там это. После аварии родителей меня вырвали из города и посадили в деревню; мало того, что меня лишили родителей, так еще и заперли вдали от общества, словно прокаженную.
