Где-то вдалеке вновь раздался рев, из-за которого молодая эльфийка поежилась и укуталась в шерстяную старую накидку из медвежьей шерсти, висящую на ее худых плечах. Черная безжизненная пустыня, по земле которой она ступала босыми ногами, казалось, не имела ни конца, ни края. Тьма поглощала каждый сантиметр этого жуткого, полного отчаяния и мрака, мира, не оставляю свету и шанса протиснуться между черными тучами, покрывшими все, и без того серое, небо.
Фэйлэр, твердила она себе, глядя под ноги и стараясь не замечать тени, приближающиеся к ней со всех сторон, не убегай от своей судьбы, помни, кто ты и кем будут твои дети. Дети, которые жду тебя дома, надеясь, что ты не забудешь о них вновь. Они верят, что ты вернешься домой. Верят, что картины не затянут тебя с головой, а отпустят к ним, дадут возможность о чем-то поговорить или куда-то сходить. На глазах девушки выступили слезы, ее малыши и так растут практически без матери, а тут еще и духи прошлого готовы забрать ее себе, оставив их жить с глуповатым, думающим лишь о своем благополучии, отце.
– Не бойс-с-с-ся за них, – из-за под черной мертвой сухой земли послышался мягкий шипящий голос, – я вижу их будущ-щ-щ-щее. Твоя дочь будет как ты, но в разы с-с-с-сильнее.
– Что ее… что их ждет? – земля вновь задрожала, но ответа не последовало, – что их ждет, Тиадрин? – повторила вопрос эльфийка, – что ждет моих детей?
– Любовь, – из-за образовавшихся в сухой мертвой земле трещин было стало нечто, покрытое зеленой чешуей, – они обретут любовь на вс-с-сю жизнь.
– А они…пойдут по моим стопам? – голос Фэйлэр задрожал, – скажи, что нет. Пообещай мне, что нет! – и вновь тишина, – ты обещал мне помочь! – даже земля перестала дрожать, – Тиадрин!
Тьма окружила девушку, не давая выбраться из западни, куда она забрела по своей воле. Вокруг не было ничего, даже мрачной пустыни, лишь черная пустота и виднеющиеся вдалеке скалы.
– Ты же не хочешь ос-с-статься здес-с-с-сь, пока тебя ждут там? – огромный зеленый змей, чья голова была покрыта перьями как у разноцветных птиц, выползло из темноты и нависло над девушкой, – тебе уже пора закончить эту картину, а не с-с-с-сидеть здес-с-с-ь вечнос-с-с-сть.
– Ты прав, – вздохнула Фэйлэр, даже не взглянув Тиадрину в глаза, – просто там…там не мой мир, мой мир здесь, внутри этого клочка бумаги, покрытого черной краской и слоем пыли. Я понимаю это. Я знаю это. Но я не могу здесь жить. Хотя мне надо. Мне надо навсегда переместиться в мир страха, боли и отчаяния. Но моя семья…она же в самой светлой части Аведлира.
– Иди, – Тиадрин одобрительно кивнул головой, –тебе пора, – змей вновь скрылся в темноте, – ничего не бойс-с-ся, Фэйлэр. И люби детей. Им ещ-щ-щ-ще жить и жить.
– Я не хочу, чтобы с ними было то же самое, что со мной, – эльфийка с грустью взглянула на исчезающий во тьме змеиный хвост, – последний вопрос, а они узнают правду?
– О том, кто они? Да, – раздалось из черной пустоты, – но не с-с-с-скоро.
Девушка закрыла глаза и подняла голову к небу, чувствуя, как слабый холодный ветер гладит ее бледную тонкую кожу. Она знала, что чему быть, того не миновать, но ей хотелось отдалить как можно сильнее тот момент, когда сын с дочерью все поймут. Пусть лучше они живут в неведенье о своем происхождении, влюбляются и женятся. Гримдир – это не то место, куда можно поехать на лето, вместо моря.
Фэйлэр отсела от холста, закрыв глаза руками. Очередная картина стала проходом в родные края, о которых девушке хотелось бы забыть. Но как же трудно забыть то, что идет за тобой по пятам. Эльфийка оглядела комнату, в которой находилась: цветы, расставленные по углам, краски и картины на полу, гроза за окном. За дверью навзрыд ревели дети, о которых вновь забыли.
– Он поможет нам, – Фэй открыла дверь, впуская в свой кабинет невысокую белобрысую девчонку и точно такого же мальчишку, который сразу принялся копаться в горе порванных листов, пытаясь найти что-то, чем можно было бы поиграть.
– Тиадрин поможет нам всем, – Фэй повернулась к огромной картине, на которой был нарисован черный дракон, извергающий фиолетовое пламя, напротив которого стояли два снежных эльфа, – и мне, и вам. И тем, кого вы полюбите.
Казалось, отец слишком сильно нервничал перед этим, как он выразился, знаменательным днем, который, я надеялась, не наступит никогда. Пожилой эльф ходил по всему нашему особняку из угла в угол, осматривал каждую полку на наличие пыли или грязи, огрызался, когда его о чем-то спрашивали и бубнил себе под нос что-то о том, что никто не умеет готовиться к свадьбе, и лучше бы он сам организовывал все, а не полагался на свою глуповатую жену-художницу, решившую сделать все по красоте. Еще чуть-чуть и я начала бы думать, что замуж выхожу не я, а мой отец, иначе мне совсем не понятна его паника и тревожность, из-за которых он похудел на несколько килограммов. Он, в смысле отец, мой отец, как только получил письмо от моего будущего имперского мужа, приехавшего в наши снежные края, сразу же заказал у лучших эльфийских мастеров пошить ему красивый пиджак, подходящий к его «парадным и почти не грязным» штанам.
Часы, весящие над дверью, показывали ровно шесть часов утра, а значит пора вставать с кровати, и, по идее, радуясь жизни, идти завтракать. Только ни радоваться жизни, ни завтракать мне совсем не хотелось. Не то что бы я была против предстоящей свадьбы, нет…хотя, кого я обманываю? Я вообще не хочу находиться на этой свадьбе. Ни как гость, ни, тем более, как невеста. К моему превеликому сожалению, по-другому было никак. В связи с тем, что мой старший брат Сом пропал без вести на войне, которая сейчас бушует в Гаранте, укреплять союз с другими представителями эльфийской аристократии стало довольно трудно. Еще до свадьбы отец говорил, что мне необходимо найти себе мужа среди людей, с которыми мы начали тесное сотрудничество, но в итоге он сам выбрал мне какого-то эльфийского чиновника, который перебрался в наши заснеженные пустыни в начале прошлого столетия. Я, конечно, ничего не имею против напыщенных самодовольных богатеев Пиры, но, спасибо, не надо мне такого мужа. Пира – одно из самых богатейших графств Миргона, так что все тамошние эльфы – просто кучка заносчивых маменькиных сынков, которые, как только началась война, попрятались кто куда. Нет, я не могу утверждать, что все жители Пиры решили, что их собственная шкура важнее родной империи, просто пока что мне не довелось слышать ни об одном пирском герое.
– О чем задумалась? – за моей спиной выросла невысокая темная фигура, – не о своем ли женихе?
– Единственный раз, когда я о нем буду думать…, – я повернулась к зашедшему в мою комнату симпатичному молодому эльфу в потрепанной коричневатой рубахе, пара пуговиц которой уже успели где-то затеряться, – это когда я буду вписывать в список тех, кого ненавижу, его имя, – слуга виновато опустил взгляд, по нему было видно, что он не знал моего истинного отношения к будущему мужу, – я не очень то люблю распространяться об этом, – я сделала шаг к Филину, так звали любимого слугу соей матери, которая сама перестала с нами как-либо взаимодействовать, погрязнув в своих картинах, но тот внезапно отстранился, – что такое?