Мне захотелось поговорить с тобой о любви.
Е.Шварц. Обыкновенное чудо
Канон – 1.– правило; 2.– музыкальная форма, в которой основная мелодия сопровождается подобными ей, вступившими позже.
Словарь
Сначала был миф.
Миф был о Медее.
Имя это удивительно шло к ней, маленькой и пылкой. Оно было крепким, как горы Колхиды, и огненно-медным, как ее закаты.
В моем городе Медея оказалась очень просто: сбежала из дома, со своего колхидского побережья, перемахнула через свои колхидские горы, и все тут. Ничего ей, почти богине, это не стоило.
Она была на десять лет старше меня и давно была замужем. Не за Ясоном, конечно, а за простым смертным Пашей. И было у нее два сына, это были общие их с Пашей, но как бы только ее дети.
Однако раньше, задолго до Паши и рождения сыновей, Медея встретила своего Ясона, рыжеволосого и голубоглазого. Когда он шел по улице, женщины оборачивались ему вслед, так он был красив. И Медея влюбилась в него, и ничему другому, кроме этой любви, места в ее сердце не осталось. Так обычно и бывает с богинями, пусть и бывшими.
Но, собственно, на что Медея могла надеяться? Он смотрел на нее, как на маленькое дикое растение, не более. А она часами простаивала под его окнами, рискуя пустить корни прямо в серый городской асфальт, с нее бы сталось.
Бело-желтую церковь возле дома Ясона она сравнивала с лилией на ладони Господа. Кто знает, что ей могло еще померещиться там, в темноте, на скудно освещенной ленинградской улице. Она так и говорила спустя много лет, складывая горсточкой ладошку и удивленно заглядывая внутрь: «Как лилия…»
Ясон был правнуком Эола, и рыдающие звуки его арфы сводили Медею с ума. У этого Ясона была своя жизнь, а нездешние, пылкие и глубокие интонации Медеиной речи он слушал, как слушают морскую раковину: склоняя к плечу голову и улыбаясь чему-то своему. Ясону нравился шум Понта Эвксинского, и уже за одно это Медея была ему благодарна.
Изредка она приходила к нему домой, в его коммуналку, на его половину комнаты. Он усаживал ее в кресло, вполоборота к зеркальной двери старого шкафа, а сам садился напротив и любовался ее нежным и одновременно воинственным профилем, благородным, как старинная камея. Он слушал ее хрипловатый, богатый обертонами голос и думал, что слышит морской прибой у берегов Колхиды.
Однажды Медея не выдержала и вскрыла себе вены. Ведь надо же было как-то дать выход любви. Она сделала это легко, будто делала подобное каждый день и ей не привыкать. Ведь, в конце концов, она была Медея.
Но, как настоящая Медея, она выжила. А что им сделается, бывшим богиням.
Когда я спросила, почему раз и навсегда – он, Медея вскинула брови, удивляясь моей недогадливости, и ответила: «Просто он – лучший».
Вскоре Ясон отправился за своим золотым руном. Однако не на юг, а в другом направлении. Так ведь и настоящий Ясон думал, что плывет на север. Сказать, в какой стороне света ты сейчас находишься, может только тот, кто любит тебя издалека.
Странствие Ясона оказалось вечным. И надежды увидеть его у Медеи не осталось. Она вышла замуж за Пашу. Может быть, только затем, чтобы родились ее мальчики.
Я любила бывать у Медеи, в ее длинной квартире на одной из длинных Красноармейских. Свое жилье она заработала на советском кондовом производстве, чуть ли не в горячем цеху. Белое каление – это была ее стихия. Работая, она училась в Университете, на заочном. Дом свой она устроила немного на восточный манер и зажила там вместе с Пашей и сыновьями. С колхидской родней она уже порвала, с проклятьями и обидой на всю жизнь. На то она и была Медеей.
Но и с Пашей большого лада не выходило, ведь любил он ее как мог, а не так, как Медее нужно было, чтоб ее любили. И время от времени под рукой волшебницы Медеи оживали стаканы и тарелки, а один раз даже утюг. Но глазомер у нее был хороший, и запущенный предмет ни разу не достигал цели.
Когда приходили гости, моментально накрывался стол, становилось тепло и казалось, что потрескивает разложенный на берегу моря костер и ветерок с гор задувает.
И даже если ничего такого в доме не было, всегда была манна небесная в виде просеянной кукурузной муки, душистая жгучая подливка, и кусок ноздреватого не магазинного сыра отыскивался в пустом холодильнике. И вот уже питерского розлива «Хванчкара», на которую Медея посматривала с легким презрением, пенилась в маленьких керамических стаканчиках рядом с поспевшими точно по волшебству лепешками.
Под ногами крутились два зеленоглазых мальчика, и Медея выговаривала им на своем любовно-ворчливом языке. Муж Паша приветливо улыбался из дверного проема и сразу же исчезал. Сказать ему все равно было нечего.
Иногда Медея опять влюблялась. Правда, всё это были уже не-Ясоны. Хотя она, как бывшая богиня, умела возвысить до себя любого смертного. Но стоило только ослабить хватку, как смертные эти возвращались в свое исходное состояние.
Так было дважды, а может, трижды. Во всяком случае, последнего своего возлюбленного она уже целиком придумала и видела в нем только то, что хотела видеть. У этого окончательного не-Ясона были светлые, слегка навыкате глаза, редеющая шевелюра и речь простолюдина. Как на беду, он был одного с Медеей роду-племени, так что смесь получилась гремучая.
Медея затеяла развод с Пашей. Тот сказал, что подаст на нее в суд и лишит материнских прав. (Вот тогда-то и полетел утюг.) Развод длился больше года. Друзья были вовлечены в эту битву. Их клан разбился на два лагеря. Одни безоговорочно осуждали Медею и сочувствовали Паше (с теми Медея порвала не задумываясь), другие жалели и поддерживали Медею. Таких было большинство.
Медея ушла из дома и оставила детей. А куда она могла их забрать? В съемную однокомнатную квартиру, где они поселились с этим последним не-Ясоном?
В Колхиде у матери Медеи был свой дом. Медея потребовала продать причитающуюся ей часть, ведь надо было обзаводиться новым жильем. Мать прокляла Медею, но дом продала. Деньги от продажи дома быстро растаяли, а не-Ясон стал кататься по городу на белой «Волге». Он любил машины.
Вскоре мать Медеи, невысокая плотная женщина, приехала, чтобы приглядывать за внуками. Черные, густо крашенные волосы были уложены вокруг ее головы жгутами, которые шевелились, как змеи. Приехав, она первым делом еще раз прокляла дочь. Так у них было заведено между собой.
Не-Ясон расправил гордые крылья и заявил, что женится на Медее. Можно подумать, из браков богинь со смертными получалось что-то путное. Но все облегченно выдохнули.
Оставалось непонятным, как быть с детьми. Медея встречалась с мальчиками по воскресеньям, в кафе неподалеку от дома, закармливала сластями, заваливала подарками и заливала слезами.
