© Илья Авраменко, 2024
ISBN 978-5-0064-2317-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Народился месяц.
Небо – как палатка.
Нам с тобою вместе
Спать в ней очень сладко.
Видеть сны про зиму,
А зимой – про лето,
Ангелы незримо
Пролетают где-то.
Песнь поют негромко,
Бога величают.
Месяц как ребенка
В люлечке качают.
Народился месяц.
Небо – как палатка.
Нам с тобою вместе
Плакать очень сладко
О прошедшей жизни,
О грядущей смерти.
Никого нет ближе
Нас с тобою вместе.
Февраль 2005
Далеких гор неясный облик смутен.
Прозрачна осень в маленькой стране.
И день на звуки и движенья скуден.
И красного вина на самом дне.
Тиха квартира. И почти не слышен
Крик цыганенка на пустом дворе.
И легкий ветер занавес колышет.
И красного вина на самом дне.
И с каждым днем все больше жухнут травы.
А счастье бродит где-то вдалеке,
И жизнь мою как медный грошик старый
На счастие сжимает в кулаке.
Запах моря, если ветер с юга.
Выцветшая нитка горизонта.
Тень акаций. Спящая подруга.
Отраженье неба в белых окнах.
Но меня здесь нет. Я был, да вышел.
Вероятно, я вам только показался.
Ветер с юга. По горячей крыше
Выбивают дробь стручки акаций.
И летят, как облака по небу,
Парусники белые по морю.
И плывут, как парусники в море,
Облака прекрасные по небу.
И что мы будем делать
Мой дорогой малыш,
Когда последний ветер
Сорвет домишки с крыш
Из камышовой бухты
Придет ученый кот
И промурлычет в ухо
Нам все наоборот
Про то, что будет утро
И лягут все в кровать
И никому как будто
Не нужно умирать
Какое будет счастье
И звезд веселый ход
И вечности три части
Но задом наперед
Мы полетим по небу
Как будто две волны
Мы – облака на рейде
Мы – море тишины
Если листья падают – это осень.
По утрам замерзает в пруду вода.
Если люди падают – это восемь
Пуль в обойме. Это – война.
А я скажу, что мне больше нравится.
Красным летом зеленый чай,
А также смуглая одна красавица,
Заварившая этот зеленый чай.
Я, наверно, отсталый. Я рос в провинции.
Там сухая степь и полынь-трава.
И врагу поэтому не добиться,
Чтоб склонилась тупая моя голова.
Дорогая моя, в столице
Не растет такая полынь-трава.
Я могу жить в землянке. Смотреть, как бьется
В очень тесной печурке седой огонь.
А наступит осень – ко мне попросятся
Жук навозный и ласточка на постой.
А придет война, и мне будет горько,
Что я жил в воюющей этой стране.
Но надеюсь врагу все же хватит пороха
И уснувший крейсер пальнет по мне.
Вот и конец развеселой песенке.
Та смуглянка ушла по тропинке в лес,
А я в небо полез по бумажной лесенке.
Лез и лез.
А потом исчез.
Осень 2004
Здесь хрупкий жемчуг на ветвях,
И жизнь под серым светом неба.
И если нет сегодня хлеба —
Есть хрупкий жемчуг на ветвях,
Как будто крошечные бельма
На светлых ангельских глазах.
Теперь нет смысла гомонить,
Шутить, расхристываться, плакать.
Теперь, задумчивый лунатик,
Лишь пальцем на стекле чертить
Круги, квадраты, треугольник
И вновь квадраты и круги.
Теперь, присев на подоконник,
Подобно жителю реки
Замерзшей, слушать зиму,
Внимать через стеклянный лед
Тоске ее невыразимой
И слушать гад подводных ход.
Усталость жизни в этом теле
Сильнее с каждым днем. Теперь
Любые страшные потери
И композиции потерь
Ничто не значат. Только тени
Нагих оград чугунный звон
И ночь, укрытая шинелью
И мрак. И мрак со всех сторон.
Вот и пора мой друг уходить
Рассветом
Который не есть дорога а только часть
Света
Того который
Приходит в ночи последний час
Который не есть часть времени а только
Светлый
Взгляд Того Кто все еще любит нас
Запах талый снега…
За рекой поля.
Колея телеги
Снова привела
В тополя, в заречье,
В небеса и грязь.
И в тоску, что вечно
Родиной звалась.
Январь 2008
А. Ц.
Он пил сухарик. И он стал
Подобен высохшей горбушке.
Себя он числить перестал
В числе людей. И лишь норушке-
Беззлобной мышке и жуку —
Навознику, кроту и птахе
Дрозду он мог сказать
О том, что плахе
Нет дела ни до головы
Ни до стихов.
Ни до поэта.
Такое дело, брат. Увы…
Две старых лесбиянки на ветру
Смотрели в море, словно ожидая,
Что волны вынесут к ногам их юность
И чистоту сердец, оставленную где-то,
И даже счастье. Глупые надежды!
Они и сами понимали это —
Одна седая, и другая тоже,
Держались за руки, и только лишь морщины
Как след прибоя на сыром песке.
Я спал и мне приснилась
Любимая Россия
Холодная Россия
Прозрачная вода
Скворец на ветке синей
Звезда над черной степью
И ломкий ранний иней
Обнявший провода.
Я жил и выжил где-то
Между рекой и морем
Меж степью и пустыней
В сиреневом краю
Я знал здесь каждый стебель
И каждую карету
Что в полночь стала дыней
На радость воробью
И не собрать мне солнца
В замерзшие ладони
И не узнать пришедшей
Красавицы с косой
Замерзшие ладони
Замерзшие озера
Горячая молитва.
Россия. Бог с тобой.
А. Г.
Осенний сумрак кутает аллеи
и запах моря здесь уже не слышен.
Когда мы прошлой осенью болели,
то, как безумный, колотил по крыше
холодный дождь, и был хозяин мрачен,
ругал страну и тыкал пальцем в окна.
Шел дождь такой, как будто сотни прачек
выкручивали мокрые полотна
на город с желтым именем, который
в осеннем сумраке пытался раствориться
и прятал нас между горой и морем,
как крошечную точку на странице.
Ю. А.
Вот и пора, мой друг, уходить рассветом,
Который не есть дорога, а только часть
Света, того, который
Приходит в ночи последний час,
Который не есть часть времени, а только светлый
Взгляд Того, Кто все еще любит нас.
А в заречье тополя, как спичечки,
Пусто, сиро, лишь по вечерам
От прошедшей в город электрички
Шум ползет по убранным полям.
И мерцают огоньки станицы.
Холодно уже по вечерам.
Говорят, на севере, в столице
Выпал снег еще позавчера.
А в заречье вечерами ветрено,
Степь укрыта одеялом звезд.
И русалка голосом приветливым
В омуты заветные зовет.
А в саду забытые игрушки.
Смотрят грустно в небо со скамьи
Мишка, зайчик и его подружка-
Кукла из порядочной семьи.
С каждым днем прозрачнее деревья,
И глядит печально паучок —
По доске надломленного времени
Мир идет, качаясь, как бычок.
Все пройдет. Останется заречье,
Тополя, холодный блеск реки.
И в последний в этой жизни вечер
Жест благословляющей руки.
Осень 2004
Осенний день не помнит ничего.
Он пахнет яблоком, упавшим в георгины,
он шафером на свадьбе комариной
сжигает жизнь. А в сумерки его
не станет. На закрытых ставнях
холодный вечер нарисует пальцем
и по пустой веранде в длинном танце
пройдутся тени. И в замерзших плавнях
луна найдет потерянное счастье,
собрав все отраженья воедино…
И только звук далекий окарины
как бы из счастья выпавшая часть.
Далекий звук ушедшего дождя.
Осенней ночью трудно ждать рассвета.
Мне холодно. Мне кажется, что где-то
Ко мне плывут еще мои друзья
По черной зыби над пучиной сна,
И утлая бумажная ладейка
