Когда я впервые увидел по телевизору Пророков – мне тогда было года три – они потрясли меня до глубины души, и я сразу же захотел стать одним из них. Мама с папой очень обрадовались, ведь это было и их мечтой тоже: они даже имя мне выбирали в честь своих кумиров – Сяньчжи (кит. – «пророк»). Правда, из-за созвучия фамилии Вэй со словом, что превращало его в «лжепророка», дома к моему имени чаще добавляли приставку Сяо (кит. – «маленький»).
Иногда мне казалось, что это делало из меня игрушку: этакий домашний «маленький пророк». Мне не слишком нравился такой вариант. Но это было всяко лучше, чем «лжепророк», поэтому из двух зол приходилось выбирать то, что поменьше.
Шоу, где появлялись Пророки, сопровождалось такой зрелищностью, что не восхищаться им было невозможно. Эти люди в тёмных мантиях стояли на вершине мира: они предсказывали судьбы регионов, погодные катаклизмы и все до одного важные события в обществе. Их появления на ТВ с восторгом ожидала вся страна. Рейтинги Шоу зашкаливали. Ими восхищались. Их боготворили. На них хотели быть похожими. Люди не могли не верить Пророкам, ведь на них держалось без преувеличения всё. Но лишь элиты из элит могли стоять среди них.
Впрочем, не так давно открылась лазейка и для таких как я: можно было пройти тестирование и попасть в школу Пророков. Говорят, туда каждый раз брали настолько разных детей, что выяснить, по каким критериям их отбирали, было нереально.
И я, и мои родители с трепетом ожидали тестирования.
Наверное, в те годы мне просто хотелось выглядеть так же круто как те, кем восхищались все вокруг: вряд ли в юном возрасте я мог мечтать о том, чтобы перевернуть мир. А моим родителям хотелось стать частью высшего общества. Но тогда я, конечно, всего этого не понимал…
Я каждый день представлял, как читаю судьбы мира и ношу величественную мантию и маску на всё лицо. Мама и папа, несмотря на занятость, всегда находили время, чтобы со мной поиграть или сводить меня на прогулку в парк Пророков. Они были милы со мной и спускали с рук шалости, за которые другие дети неизбежно получали нагоняй. Я чувствовал себя почти что центром вселенной.
Всё изменилось в день, когда я провалил тестирование.
Отец не проронил ни слова – лишь бросил на меня леденящий душу взгляд и вышел за дверь. А спустя несколько часов мама сообщила, что я переезжаю к бабушке с дедушкой в деревню. Я не мог поверить своим ушам. Они снова хотели выселить меня в «глухие места»? Зачем? Почему? За что?
В наш век повсеместной компьютеризации, когда ни один городской житель не мыслил себя без наручного экрана или корректирующего чипа, отправить ребёнка в сельскую местность было всё равно что объявить его изгоем.
Мой последний день в городе отпечатался в памяти такой чёткой картинкой, что даже спустя годы я не мог его забыть.
Тогда я не пошёл в школу – прощаться мне было не с кем – и занимался сбором чемодана. Вообще-то, я мог закончить с этим за час, но мне так не хотелось уезжать, что я только и делал, что оттягивал момент, когда замок закроется с тихим щелчком, оповещая о том, что вернуться уже не выйдет.
Но в конце концов злосчастный чемодан – нет, чемоданище – был собран, и такси помчало нас с мамой на вокзал.
Всю дорогу она не отрывалась от наручного экрана. С минуты на минуты должно было начаться Шоу – мой поезд оказался в её расписании очень некстати – и мама готовилась первой оставить комментарии в прямом эфире. Как и другие зрители, она делала это всегда – из активности пользователя во время трансляции как-то высчитывался рейтинг его аккаунта, и те, у кого он был выше всего, получали шанс попасть на Шоу в качестве живого зрителя.
По дороге я несколько раз поднимал глаза, чтобы взглянуть в окно, но всегда видел один и тот же пейзаж: тесный и шумный город, заполненный прозрачными высотками и огромными экранами – чтобы, даже оказавшись на улице, вы не могли пропустить то, что будут показывать по ТВ.
Когда такси подъехало к зданию вокзала, состоявшему, казалось, лишь из света и стекла, я вышел из машины и немного помедлив, обернулся.
– Мам, ты идёшь?
– Угу, – промычала она, не отрываясь от наручного экрана.
Выйдя из такси вслед за мной, мама остановилась, что-то бегло набирая на голографической клавиатуре. Водитель в это время доставал из багажника мой чемодан.
– Мам, – снова позвал я. – Ты можешь посмотреть Шоу на вокзале, – я бросил взгляд на экран, размещённый над входом в здание. Внутри наверняка висели такие же. Ещё несколько огромных цветных экранов расположились на соседних домах так, что при всём желании не увидеть хотя бы один из них было невозможно.
– Не болтай ерунды! – по интонации мамы я понял, что на секунду она закатила глаза. – Это понизит рейтинг моего аккаунта! Если бы кое-кто прошёл тестирование… Зачем только было вкладывать в тебя столько стараний? – добавила она чуть тише, но я всё равно её услышал.
– Прости, – пробормотал я и потупил взгляд.
Я и сам был не в восторге от того, что всё испортил. Но разве я виноват в том, что в моём организме не обнаружилось чего-то необходимого для какого-то там «слияния»?
– Возьми чемодан, – вздохнула мама и поправила в ухе гарнитуру.
Судя по уличным экранам, Шоу уже началось.
Прежде я бы первым побежал к телевизору, но в тот день мне совсем этого не хотелось. Это было всё равно что смотреть Олимпиаду сразу после того, как остался без рук или ног. Лица с каждого экрана будто кричали: «Мы смогли, а ты нет! Ты ни на что не годен!»
Подтягивая к себе неудобный чемодан, я поплёлся в направлении вокзала. Казалось, всё вокруг замерло, и, отверженный, я невообразимо медленно шёл по этому застывшему миру в полном одиночестве.
Выйдя к платформам с поездами, я обернулся на мать в надежде, что она посмотрит на меня хотя бы в последние совместные минуты, но тут же понял, что этого не случится. Конечно, я ведь был тем, кто разрушил родительскую мечту. Теперь они должны добиваться желаемого своими силами – а это было в тысячу раз сложнее.
Интересно, бабушка и дедушка тоже станут смотреть мимо меня?
Я почти не помнил их с тех пор, как мы виделись в последний раз. Мама рассказывала, что я провёл в «глухих местах» первые несколько лет жизни – но я забыл и об этом. При упоминании их села в моей голове возникали какие угодно картинки, кроме настоящих: то как мы с одноклассниками шушукались, кто в здравом уме остаётся прозябать в таких далёких далях; то какие передачи про это я смотрел по ТВ; то что пересказывали мама и папа… Но ни одной живой картинки.
Родители говорили, что в «глухие места» уезжают те, кто не может вписаться в городской ритм, или те, кому город оказывается не по карману. Например, старики.
