«Снежная зима, — говорили они. — Наконец-то настоящая зима!» У, ненавижу! Интересно, как теперь тем умникам, которые радовались отсутствию соли на дорогах? Нравится ледок, удачно катаются на коньках по дороге на работу, в травмпункт уже заглянули? Не вижу улыбок на лицах, все ведь, как хотели: дворников нет, соли нет, благодать, одна наледь! Как, снег? В Петербурге зимой снег?! Он же стихийное бедствие, из года в год повторяют. Не выпадает зимой снег, раз коммунальщики к нему вечно не готовы. Зато как трамбуется! Загляденье! Тройной тулуп — здравствуй, копчик. Двойной сальхов — привет, сотрясение.
Проклиная всех и вся, в кромешной темноте брела на работу. Ну да, самый северный мегаполис, до марта солнца можно не ждать. Тем, кому не повезло вставать раньше семи, его и вовсе до мая не увидят. Словом, настроение соответствующее. А тут еще дворники дружно пропали, прихватив песок, в итоге даже ботинки на рифленой подошве не спасают. А как, собственно, если впереди метров сто гладкого черного льда? И ни снежинки. Ладно, глубоко вздохнуть и по сантиметру, по сантиметру. Скоро забор автостоянки, можно ухватиться. Потом дерево и дом, там всегда асфальт — особенность подветренной стороны.
Сумка тяжелая, спать хочется, мех в рот лезет.
Ненавижу работу! Похоже, зимой я абсолютно все ненавижу, особенно мерзкую, почти стопроцентную влажность, которая превращает комфортные минус шесть в минус сто пятьдесят шесть. Что характерно, вечером та же погода не кажется столь поганой. Может, потому что сумерки? В них все как-то приятнее.
Кое-как справившись с ледяным накатом, выбралась на тротуар.
Ну, что сказать? Идти можно, но не нужно.
Эх, завидую домашним животным: у них четыре ноги. А еще они безбожно дрыхнут, пока хозяйка, размахивая сумкой, словно знаменем, борется с сокращением расходов городского бюджета.
Вот как, скажите мне, как та дамочка в норковом полушубке лихо шагает на каблуках? Может, надо ступни иначе держать? Или завести другие ноги. Знать бы, где купить!
Подобные мысли роились в голове утром вторника. Вопреки поговорке, именно он стал тяжелым днем: в Петербург после оттепели пришло резкое похолодание. Нормальное явление для родного города — сразу ухнуть на десять градусов. В результате «Северная Венеция» больше не тонет, она ездит. На попе.
Безусловно, есть и плюсы — не стало лужи у парадной.
По закону подлости, транспорт из моего микрорайона до метро не ходил, либо нужно делать изрядный крюк, либо плестись пешком.
В ушах — любимая музыка, и левой, правой, с бока на бок.
Мысленно перенеслась на десять часов вперед, рисуя картинки вешалок с одеждой в магазине. Наконец-то появились деньги, куплю то платье. Оно потрясающее, идеально подойдет для свадьбы сестренки. Пусть она троюродная, но Машка близкий мне человечек.
«Останусь пеплом на губах…» — затянул мобильник. Удивившись, кто может звонить в такую рань, порылась в сумке и извлекла надрывающий аппарат. Начальник.
Пушной зверек!
Обитатель Арктики не подвел, степенная прогулка откладывалась, партнеры приезжали на полчаса раньше. Значит, на подготовку у меня пять минут. Много? Вряд ли. Посему ноги в руки и вперед, ставить рекорды.
Я работала переводчиком в чайной компании. Мы сотрудничали как с нашими «краснодарцами», так и с китайцами. Именно они стали причиной экстремального забега до метро.
Взмокла в пуховике, пока добралась до перехода. Приплясывая от нетерпения, подгоняла «зеленый» сигнал. Двадцать, десять... Ну же! Через дорогу рванула одной из первых, только вот нога предательски поехала, соскользнув с ледяного горба, и я упала, больно ударившись бедром. Сумка отлетела в сторону. Потянулась к ней и услышала истошный крик.
Дальнейшее помнила смутно. Что-то большое, темное, неслось на меня. Я взлетела, словно обрела крылья, только вместо легкости и счастья испытала нестерпимую боль.
Лед казался таким холодным, тело не слушалось. В сумке верещал мобильник, но мне его никак не достать.
Мир постепенно мерк, будто разом выключили освещение.
Какая-то женщина склонилась надо мной, трясла за плечо, только бесполезно, я стремительно уплывала в пустоту.
Неужели все? Как глупо!
Странно, если я умерла, должна увидеть белый коридор, но никак не склонившееся надо мной бледное девичье лицо. Медсестра? Тогда тебе несказанно повезло, Татьяна, выжила. Правильно, не идиот же водитель! На дороге наледь, «желтый» мигал, только горячий мужчина, любящий авто цвета «баклажан», мог вдавить педаль в пол. Раз так, я только ранена, в больнице. Нужно позвонить Федору Петровичу, предупредить, что с китайцами придется разруливать самим. В конце концов, отдел маркетинга с ними переписывался, значит, язык знает, сумеют договориться.
Воспоминание о сумке поубавили энтузиазма.
Телефон умер, превратился в лепешку. А если вдруг повезло, не раздавали машины, украли добрые люди. Хорошо, паспорт не взяла, а то выписалась бы с кучей кредитов и сотней мигрантов, якобы проживающих в моей однушке.
Девушка, однако, казалась странной, таращилась, как на привидение. Не чаяла, что очнусь? И где халат, разве в палату пускают в обычной одежде? Черное платье со шнуровкой на груди мало походило на униформу. Никак не могла понять, из чего оно сшито. Ткань грубая, с частым плетением. Из-под шнуровки проглядывала серо-белая ткань рубашки с кружевами — еще одна странность. Кто в наше время так одевается, только развлечься на корпоративе.
От медсестры пахло ладаном. Юная, лет восемнадцать, не больше. Стоп, тогда она практикантка, пришла мерить температуру или что-то вроде того.
— Она пошевелилась! — изумленно пробормотала девушка, словно обращаясь к кому-то третьему, и резво отскочила.
Только сейчас сообразила, что лежу на полу. Холодному, между прочим! Без пуховика, да что там, одежды вовсе не наблюдалось.
Губы задрожали.
Морг? Иначе почему я голая?! И как можно перепутать живого человека с мертвецом? Зато теперь понятно, отчего девушка испугалась.
Рывком села и прикрыла руками пикантные места. Голова кружилась, перед глазами расплылись радужные круги. Крепко я приложилась об асфальт, будь прокляты дворники! Что им стоило посыпать дорогу солью? Но нет же, экология! В итоге лежу в морге… Стоп, в морге ли? Покойникам полагается стол, их не кладут на пол. И где ящики с бирками, которые показывают по телевизору? Вряд ли в прозекторской нет освещения и мебели.
Пол испестряли рельефные рисунки, пальцы и кончики ног касались одной из линий — глубокой канавки. Пересилив дурноту, наклонилась и потрогала одну — грязная.
Стоило попытаться встать, как блондинка в черном платье метнулась за пределы выведенной на полу пентаграммы.
