Затхлый воздух весеннего троллейбуса действовал удручающе. Приоткрытые оконца освежали скупо. Кондиционер не работал. На справедливые требования скучающих пассажиров, кондуктор отвечал: «Не положено, не лето». Спертость усугублялась густо доносившимся перегаром – амбре «фронтовых» ста грамм. Праздник на Мемориале закончился и почтившие память героям возвращались по домам. В основном пенсионеры. Молодежь употребила майский выходной по прямому назначению, природа, солнце, шашлыки.
– Разве это парад? – возмущался, не стесняясь своего громкого голоса, немолодой, но и не слишком старый, мужчина. На кителе защитного цвета блестели несколько орденов и медалей. – Курам на смех. Куцый батальон салаг, да парочка восмидесяток со свалки. Тфу!
– Ну так и не годовщина, чтобы шиковать, – заспорил седовласый дед в «гражданской» шляпе. – Чего попросту ресурс переводить.
– С них не убудет, – вмешался третий ветеран. – А память что, по годовщинам только? Еще и этим, на западе, кулак показать надо. Иначе… ух!
– Ресурс? – не сдавался орденоносец. – Тонна соляры, весь ресурс. А личный состав на службе.
– Помню в семьдесят третьем, – вспомнил другой ветеран, – я тоже в параде участвовал. В Венгрии. Мы им там, едрёна батона, такие парады устраивали! Никакого ресурса не жалели. До сих пор помнят!
– Эх! Что сравнивать? – заговорила старушка в аккуратно повязанной на седой голове косынке. – Другая страна была.
– Помнишь, Василич, – обратился к соседу шабутного вида старичок, – какие буфеты на День Победы горсовет устраивал!?
– А то, – обрадовался дедок, восседавший двумя рядами позади. – По всей Ленина, от Пушкина до Котовского, один сплошной буфет.
– А теперь спонсорский граненныч и котелок каши, – громогласно разразился орденоносец. – Тфу! Позорище!
– А вам бы лишь бы зенки залить, – прошепелявила пожилая женщина в интеллигентской «таблетке».
– Да при чем тут это! – начал ее сосед, но объяснить что именно не успел.
С передней площадки извергся требовательный детский плач. Молодая женщина, с годовалой девочкой на коленях, хищно прошипела:
– Зарыл рот, я сказала!
Обращалась она к мальчику лет пяти-шести. Он сидел напротив нервной мамы и, широко разинув рот, орал. Слова женщины не производили нужного эффекта. Тогда она оторвала от дочки руку и влепила пацану звонкую затрещину. Тот открыл рот шире, но, как по взмаху волшебной палочки, выключил у собственного крика звук. В ту же секунду из носа мальчика потянулись две полоски зеленых густых соплей.
– Что ты плачешь, мой хороший? – борясь с брезгливостью, обратилась к малому сидящая рядом старушка.
Причина раздора прояснилась. Добродушная пенсионерка, разглядев в малолетних попутчиках, сходство с собственными внуками, угостила их конфетами. Девочке на маминых коленах развернула карамельку на палочке. Мальчишке предложила шоколадную «картошку». Знала бы она как Тёма ненавидит шоколад! Да дело то и не в шоколаде вовсе. Если подумать, то и шоколад мальчик уминал не задумываясь. Дело в обиде. Почему Алисе всегда достается самое лучшее? Тёма не мог словами объяснить горькую, как шоколад, несправедливость. И поступил, как в его возрасте поступают дети. Просто заорал.
– Ты тоже хочешь карамельку? – сюсюкала незнакомая бабка.
Алиса тем временем, заподозрив неладное, засунула сладость поглубже в беззубый ротик. Ее предусмотрительная осторожность всколыхнула в братике свежую волну обиды. Он снова включил звук. Мамино: «Рот закрыл, дебила кусок!» скрепилась очередной оплеухой. Вкус горьковатого шоколада обогатился кислым вкусом соплей. Полоски одолели дамбу верхней губы и, сам того не желая, язык облизал их.
– Не плачь, мой хороший, – не сдавалась бабка, шаря в старомодной сумке из кожзаменителя. – Сейчас поищу, была еще одна. Сейчас.
Черные глаза Тёмы блестели от слез и от снизошедшей надежды. Сопли, казалось, замерли на смуглом лице в ожидании чуда. Тоненькой ручкой он размазал зелень по лицу и вытер руку об поношенную, выцветшую футболку с Щенячьим Патрулем.
Наконец бабка нащупала конфету. Такую же как и у Алисы, только фантик другого цвета. Не беда.
– Вот! Нашла, – обрадовалась женщина. – Дайка я тебе ее разверну!
Тёма дожидаться не стал. Вырвал карамельку и, заодно, еще одну «картошку» из бабкиных рук. Засунул карамельку в карман замызганных шорт. Затем неловкими движениями развернул «шоколадную картошку». Отправил ее в рот. Конфета успела растаять. Шоколад размазался по фантику, ладоням и лицу. Лизнул сначала фантик, а затем, один за другим, замызганные пальцы. Проделал все это стремительно, чтобы Алиса не успела ничего понять. Девочка подозрительно следила за его манипуляциями, но молчала. В отличии от свое матери.
– Ты что конфет не видел? – шипела мама. – Позоришь меня, идиотина. Верни тёти Чупа-чупс!
Лицо мальчика исказилось. В борьбе за место под солнцем единственным оружием Тёмы пока был громкий плач, увлажненный обилием слез и соплей. «Ничего, – говорил в таких случаях дядя Зурал, – лет через десять сможешь держать нож. Тогда и поговоришь»
– Верни, я сказала! – настаивала мама.
Тёма заорал. Слезы полились, одновременно с соплями. Брызги коричневой от шоколада слюны брызнули на платьице Алисы и на несвежую мамину блузу.
– Ну все, козлина! – мама скинула дочку с колен. Сейчас она все-таки отберет конфету. Тёма ничего не сможет сделать. Он огляделся. Сквозь пелену слез, разглядел множество сочувствующих лиц и плотно закрытые двери едущего троллейбуса. Бежать некуда.
– Оставьте, девушка! – примирительно заговорила сердобольная соседка. – У меня еще есть. Не убудет. Не плач, мой хороший.
Почувствовав защиту, Тёма прижался к пенсионерке. Плакать естественно не перестал. Уж больно добрая бабка попалась. Может еще чем-то угостит. А что? Доброта не корова, дои, кормить не надо.
Угощение не последовало. Динамик объявил: «Остановка – бульвар Мира. Следующая остановка – улица Армейская» Мама, подхватив дочку на руки, схватила Тёму за липкую руку и рванула к выходу. Мальчишка продолжал плакать, не забывая шмыгать носом.
Оказавшись на улице проверил карман. Карамелька на месте. Плакать расхотелось. Да и лишний раз напоминать о себе маме не стоило. Мало ли. Быстрым шагом поднялись по широкой лестнице и вышли на аллею. До дому идти минут пять, но домой не хотелось.
Утром мама их собирала быстро и тихо. Папа спал за столом, уткнувшись носом в согнутую руку.
– Тссс, – зашипела мать на Тёму, когда тот нечаянно шаркнул стулом. Проклятая футболка зацепилась рукавом и не хотела расцепляться. – Разбудишь, никуда не пойдешь.
