Михаил
— Ты всерьёз решил
обзавестись семьёй? — Майкл Трейси поднял на друга удивлённый взгляд. —
Опомнись, тебе даже тридцати нет, целая жизнь впереди. К чему это вдруг?
— Я так решил, — сообщил
Михаил и небрежным жестом провел по густым волосам оттенка воронова крыла. Он
смотрел на друга, но, кажется, находился совсем в другом месте и в другом
времени. — Было бы неплохо обзавестись наследником до того, как из меня песок
посыплется.
Так он сказал Майклу. На
самом деле былидругие, более глубокие причиныдля подобного решения, но о них
Михаил умолчал.
Майкл рассмеялся.
Глядя на Михаила, сложно было представить его дряхлым. Казалось, этот рослый
крепкий мужчина в строгом костюме, не скрывавшем, впрочем, его атлетического
сложения, вообще не подвержен действию времени. Он был словно вытесан из
гранита, такой же твёрдый, крепкий и непробиваемый. Правда, впечатление немного
портили шрамы на лице — те самые следы от ожогов, о которых друзья предпочитали
не напоминать Михаилу. Враги жеи вовсе боялись смотреть ему в лицо.
— И ты уже выбрал
кандидатку? — уточнил Майкл. Подмигнул и, все ещё не веря другу, потянулся к
бутылке виски, чтобы вновь наполнить бокал. Давненько они вот так не собирались
вечером, в неофициально обстановке, и не обсуждали что-то личное.
— Неужели прелести
Стеллы увлекли тебя настолько, что ты решил застолбить их насовсем? — добавил Майкл,
пригубив крепкий напиток.
— Я так похож на
идиота? — Настал черёд Михаила рассмеяться. — Стелла хороша и горячая в
постели, но для брака этого слишком мало. К тому же, я прекрасно осведомлён о
её похождениях. В том числе тех, что были на прошлом уик-энде
Михаил пристально
посмотрел на друга, и тот закашлялся, поперхнувшись виски.
— Я не в обиде.
Друзья же должны делиться, — сообщил Михаил и похлопал Майкла по спине. — Если
бы я отправился в другой город с твоей секретаршей, то тоже не упустил случая
трахнуть её. Ну а для женитьбы я предпочёл бы девственницу с покладистым
характером и приятной внешностью.
Майкл воззрился на
друга так, словно увидел призрака:
— Вот что значит ― иметь
в роду русских дворян. Голубая кровь взыграла? И где, интересно, ты возьмёшь в
наше время девственницу, да ещё и с хорошей внешностью? Похитишь из детского
сада? Только там можно найти девушку, достойную твоего внимания. Правда,
придётся подождать десяток лет, прежде чем она войдёт в брачный возраст.
Майкл хохотал в
голос — шутка показалась ему очень удачной. Бокал в его руке дрогнул, выплеснув
часть содержимого на светлые брюки.
— Дьявол! —
выругался Майкл. Промокнул пятно салфеткой, но это нисколько не спасло
ситуацию. Алкоголь впитался намертво. — Лайла будет в ярости, она только вчера
подарила мне этот чёртов костюм.
— Вот поэтому я и не
женюсь на дочках магнатов, хотя мог бы, — сообщил Михаил. — Глядя на вас с
Лайлой, вообще отпадает желание вступать в брак. Уж лучше завести крокодила,
так куда безопаснее.
Майкл покивал и
досадливо покосился на пятно, очертаниями напоминавшее штат Айдахо. Это же
надо: иметь многомиллионные доходы, но при этом отчитываться перед женой за
испорченную одежду.
— Так что насчёт
девственницы? — спросил он, желая поскорее сменить тему.
— Там, где я
вырос, имеется такая, — задумчиво произнёс Михаил и словно невзначай коснулся
самого глубокого шрама на лице.
Сколько раз ему
предлагали пластику, советовали лучших хирургов. Но он не соглашался,
предпочитая помнить. Прежде всего то, что нельзя доверять людям. Даже тем, кто
раньше казался близким. Им в особенности.
— Ей сейчас... — он
задумался. — Должно быть, двадцать четыре. Или около того.
— Любовь юности? —
предположил Майкл.
— Я похож на человека,
который верит в чувства? — Михаил иронично изогнул густую темную бровь.
— А с чего ты
решил, что она девственница? Ты так хорошо её знаешь, что уверен, будто она
осталась нетронутой до двадцати четырёх лет? У неё не в порядке с головой или
ещё с чем-то?
— Я хорошо знал её батюшку.
Он держал дочерей в ежовых рукавицах, как это говорят у нас. Так что
нравственность Лизы вне конкуренции.
— Батюшку?! Слово-то
какое... старинное. Постой, ты сказал ― дочек?
— Да, у Лизы есть
младшая сестра, если не ошибаюсь. И отец священник — поверь, такого фанатика
ещё поискать. Он соседский детей всех достал своими проповедями, а с дочек и
вовсе спрос был особый. Так что мой брак станет своего рода сделкой: я спасу
Лизу от домашнего рабства, а она обеспечит мне репутацию идеального семьянина.И
подарит ребёнка. По-моему, это вполне справедливо.
— И ты уверен, что
это священник отдаст за тебя дочь? Да ещё и отправит в другую страну?
— Есть только одна
вещь, которую отец Ираклий ценит превыше Писания, — зло усмехнулся Михаил, и
шрамы на его лице привычно натянулись, напоминая о прошлом. — Это деньги.
Мария
— Отец, Вам письмо, —
произнесла я, привычно опустив глаза. — Кажется, это что-то важное...
Он прошёл мимо, не
удостоив и взглядом. И лишь возле порога дома обернулся и махнул рукой — далеко
не приветливо.
Я нервно сглотнула
и подошла. Конверт, оклеенный огромным количеством марок, почему-то жег руку.
Он был маленьким и далеко не плотным. Небрежным почерком, показавшимся мне
знакомым, был указан наш адрес. А вот обратный...
Кто мог писать отцу
из-за границы? Может, кто-то из бывших прихожан?
Я терялась в
догадках.
— Сколько раз можно
повторять: меня нельзя отвлекать, пока я работаю в мастерской, — произнёс отец.
Он не кричал, но именно в этом тихом голосе таилась угроза. У меня вдоль спины
пробежал предательский холодок.
— Простите... —
произнесла я. — Мне и в голову не пришло отвлекать вас. Я всего лишь ждала,
пока вы выйдете, чтобы сразу отдать письмо.
Каждый день, с
часу дня и до пяти вечера, отец спускался в мастерскую, оборудованную под сараем.
Это было его личное время и место, куда не было доступа посторонним. Тем более
детям.
— Опять оправдания, — отец
прищёлкнул языком и покачал головой. — Вся в мать. Никогда не признаешь свою
вину, — он притворно вздохнул, изображая печаль. — Придётся наказать, ты не
оставила мне выбора, Мария.
Я внутренне
обмерла. С тех пор, как пару недель назад мне исполнилось восемнадцать, отец
перестал использовать розги. Но новые наказания оказались куда более
болезненными и изощренными. Вчерашний вечер я провела за чтением покаянной
молитвы, стоя голыми коленями на горохе. И это лишь за то, что слегка
пересолила суп.
— Расточительство —
тяжкий грех, — сообщил мне отец.
«Вся в мать», — после
этих слов можно было ожидать чего угодно. Уже то, что я была сильно похожа на
неё внешне, казалось отцу преступлением.
