— Михаэль
Авертон, повелитель Лунных драконов, объявил отбор невест! — радостно
провозгласило радио. — И всеми нами любимая принцесса Илона – одна из участниц.
Я только что
получила диплом Тени и в ожидании первой настоящей работы прослушивала новости
королевства. Последняя была особенно интересной. Союз с Лунными драконами
принесет немало пользы как королю Иоарду, так и его подданным, то есть всем
нам. Слышала, принцесса Илона красива, к тому же хорошо воспитана и умна. Так
что у нее есть все шансы на победу.
Однако сейчас
больше волновало иное...
Утром в академию
лично прибыла советница Его Величества Иоарда. Рашель до сих пор в кабинете
ректора Хагая, уже целых три часа. И мне отчего-то подумалось, что это напрямую
связано с отбором.
Но как?..
К услугам Теней
прибегают только в самых крайних случаях. Мы лучшие лазутчики и ищейки, но, в
то же время, обладатели запретного дара метаморфов. За это нас ненавидят и
боятся одновременно. Королевские стражи ведут строгий учет всех, кто появляется
на свет со способностью принимать облик других людей. Каждый наш шаг, каждое
обращение контролируются строго и неусыпно. Многие из нас были бы рады
отказаться от проклятого дара, но, увы, это невозможно. Единственный наш путь,
шанс на спасение — это стать Тенью. Провести пять лет в академии, научиться
контролировать дар, или принять мученическую смерть на плахе. Согласитесь,
выбор не велик, но он есть.
Что могло
понадобиться советнице Рашель от нас накануне отбора?
Не успела я
подумать об этом, как в маленькой комнате, больше похожей на келью, ожил
громкоговоритель. Пузатый стальной жук, притаившийся над дверью, стал
раздуваться, запульсировал в такт словам ректора Хагая:
— Зилла, Тень
номер тридцать три, немедленно прибыть в мой кабинет!
Нас редко
называли по именам, предпочитая указывать порядковые номера. Как будто мы были
особо опасными преступниками. Если одна Тень погибала, ее номер занимала
другая. И так по кругу, по кругу… Те, кто пользовались нашими услугами, не
видели наших настоящих лиц, не слышали имен, даже голоса не запоминали. Мы лишь
тени, которые не должно быть видно и слышно. Раз в этот раз ректор обратился ко
мне по имени, должно было произойти нечто из ряда вон выходящее.
Как это связано
со мной?
Спустя пять
минут, облаченная в длинный просторный балахон с капюшоном, я стояла в кабинете
ректора. Привычно тикали на стене часы. Тихонько царапали оконное стекло ветви
древнего дуба, разросшегося до невероятных размеров. Стены просторной комнаты
оплетал сложный фосфоресцирующий узор сильного заклинания – защита от
прослушивания была усилена. В воздухе витал привычный аромат древних пергаментов,
смешанный с корицей, которую Хагай любил добавлять в кофе.
Но сегодня к
привычному запаху прибавился ядовито-сладкий женский парфюм, от которого щипало
в носу. Рашель, советница Его Величества короля Иоарда, все еще была в
кабинете. Она сканировала меня взглядом, отчего вдоль позвоночника проползал
неприятный холодок. Видеть мое лицо, спрятанное в глубине капюшона, как и тело,
надежно укрытое балахоном, советница не могла. Даже руки защищали длинные
широкие рукава и кожаные перчатки. Только кончики простых черных кожаных
ботинок торчали из-под подола, но и они были совершенно обезличенными.
Рашель
рассматривала не внешность, а мою ауру, определяя по ней степень силы и
магического дара. Я могла бы закрыться, спрятаться за одним из щитов, которыми
овладела в совершенстве. Но слишком хорошо понимала: делать этого не следует.
— Неплохо,
неплохо, — провозгласила Рашель глуховатым, внушающим интуитивный страх
голосом. — Довольно одаренная особа. Но вы ведь понимаете, насколько серьезно
то, о чем я прошу?
Аура самой
советницы была скрыта почти полностью, лишь слабые всполохи алого изредка
пробивались наружу. Рашель была сильно взволнованна, раз не могла сдержаться. А
ведь она как никто знала, насколько тонко чувствуют других людей метаморфы, в
буквальном смысле видят насквозь. Потому приходя в академию, все скрываются. По
крайней мере, пытаются сделать это.
— Понимаю, —
согласился ректор Хагай, побарабанив пальцами по подлокотнику глубокого
кожаного кресла. — Зилла, наша тридцать третья — лучшая на курсе. С отличием окончила академию
и готова послужить королю и королевству. К тому же она намного лучше справится
с ролью, благодаря одной своей особенности.
В ауре Рашель
промелькнул желтый, цвет, означающий волнение и внутреннюю напряженность.
Советница была удивлена в крайней степени. Что ж, наш Хагай умел производить
должный эффект. И мог без труда подобрать нужную Тень для любого задания.
— Что вы имеете в виду? — поинтересовалась
Рашель, сдерживая дрожь в голосе.
— Тридцать
третья слепа! — провозгласил ректор.
Сказал так,
будто это повод для гордости.
Я подавила
непрошеный вздох, оставаясь неподвижной и неприметной. Нельзя позволять эмоциям
брать верх над рассудком. Если Хагай упомянул о моем отклонении, значит, для
чего-то оно важно.
— Интересно, —
загадочно протянула Рашель. — Это в корне меняет дело.
Поднялась с
кресла и направилась ко мне. Сложив руки на груди и боясь ненароком
прикоснуться, обошла кругом, сканируя с удвоенной силой. Аура советницы горела
зеленым. Что это: одобрение или сочувствие?
— Я об этом и
говорю, — поддакнул ректор Хагай.
— Как слепой
метаморф выжил, да еще и окончил в академию? — поинтересовалась Рашель как
будто с некоторым уважением в голосе.
Выжить было
непросто. Очень непросто…
Десять лет я
провела в приюте Святого Акима. Тщедушную, да к тому же слепую девочку обижали
все, кому не лень. Монахини сразу поставили на мне крест, сказали: толку не
будет. Значит, нечего вкладывать силы. Меня отправляли на самые тяжелые и
опасные работы. Если требовался присмотр за
безнадежно больным заразной чахоткой, можно было не сомневаться, что
последним лицом, которое несчастный увидит в жизни, будет мое. Если в разгар
снежной бури или ледяного ливня требовалось передать послание в соседний
монастырь или в город, то именно меня назначали курьером. Мальчишки отбирали
еду за общим столом. Девчонки подкладывали в постель лягушек, подмешивали
деготь в мыло, а однажды подпалили волосы.
Но все
изменилось в один день.
Это был мой день
рождения, десятый по счету. Саври, самая добрая и ласковая из монахинь, испекла
и подарила маленькую, но пышную и сладкую сдобу. Друзей у меня не было, потому
я спряталась за длинным деревянным сараем, намереваясь отпраздновать в
одиночестве. Но не успела впиться зубами в булочку, как услышала
душераздирающий визг. А еще — голоса Киона и Оза, главных хулиганов приюта,
которых я боялась до дрожи в коленях. Все их забавы были жестокими и страшными.
На этот раз они мучили котенка, которого поймали во дворе. Малыш так истошно
пищал, что я не сдержалась. Не смогла не заступиться. Выбралась из укрытия и
пошла на звук.
