Беда пришла внезапно, как и все беды, – из пучин космоса на нашу зеленую планету пало страшное излучение, убивавшее все живое. Впрочем, наши предки дожидаться полного уничтожения не стали, а соорудили огромный корабль, названный «Ковчегом», куда поместились все оставшиеся в живых. Земля-пять стала историей для более чем тысячи человек. Такой большой корабль не мог быть оснащен прыжковым двигателем, поэтому летел по старинке – с субсветовой скоростью и экипажем в гибернации.
Так как постоянный сон считался опасным, время от времени людей будили группами для учебы, работы по обслуживанию и ремонту корабля, ну и для простого общения. Так я узнала неофициальную историю, потому что сама родилась на «Ковчеге», а официальная история гласит, что он был всегда. Помню, как удивилась маминому рассказу.
Сколько времени мы в пути – неизвестно, потому что мама тоже родилась здесь. Даже почему корабль назван именно так, уже стерлось из памяти людей. Мы просто летим неизвестно куда.
Кораблем и всем здесь управляет центральный компьютер, он называется «Мозг», это его имя. У него есть железные слуги, поэтому нарушать правила чревато, нарушителю светит Комната Наказания, и о том, что там происходит, никому и никогда не рассказывают. От Мозга защиты нет, он здесь самый главный, все видит и никогда не ошибается.
Об этом я думаю, медленно выплывая из сна гибернации. Сейчас крышка капсулы отойдет в сторону, и шестнадцатицикловая Марина отправится на встречу с семьей, потому что после «первой крови» у девочек есть отдельная спальня. Как с этим у мальчиков, я не знаю, никогда не интересовалась.
Крышка капсулы отходит в сторону как-то очень быстро, и тут я слышу прерывистый гудящий звук. Насколько я помню, это аварийная тревога. Беспокойство колючей волной омывает тело, побуждая меня скорей поднять еще будто деревянное тело, чтобы скользнуть в платье. У мальчиков комбинезоны, а у девочек довольно короткие платья, это обычная форма, но вот только повзрослев начинаешь задумываться о причинах отсутствия комбинезонов у девочек. Когда начинается пора Первого Согласия… Хорошо, что хотя бы силу в отношении девочек применить нельзя – Мозг бдит.
Пошатываясь, я поднимаюсь и медленно еще двигаюсь к панели информера, которая почему-то остается темной. Откуда-то изнутри темной жижей поднимается страх, поэтому я спешу к родителям и братику. Брату четыре корабельных цикла, он еще живет с родителями, потому что даже в школу не ходит, маленький, значит. А я школу уже заканчиваю, и скоро Мозг назначит мне специальность. Мое мнение при этом значения не имеет, что, конечно, обидно, но такова наша жизнь.
Придерживаясь за стенку, под непрекращающийся звук я выхожу в коридор, полный девчонок в таком же состоянии, что и у меня. Мальчишки, видимо, не проснулись еще. Мне нужно пройти коридор до второго ответвления, повернуть направо и нажать кнопку спуска на три уровня вниз, где проживают сложившиеся семьи и маленькие дети.
Я медленно бреду по стеночке туда же, куда и большинство. Мысль отправиться к родителям приходит в голову многим. Мы пока еще не расходились – слишком рано были подняты, поэтому все силы уходят на то, чтобы двигаться, даже на разговоры нет сил. Чуть позже, когда отойдет ступор гибернации, тогда да, а сейчас мы походим на толпу зомби из старинных фильмов.
Вот и заветный поворот. Я прижимаюсь к стене, пережидая сердцебиение. Тяжело пока ходить, мне бы еще с полчаса полежать, но, видимо, случилось что-то из ряда вон, поэтому надо двигаться… Надо… Надо…
У заветной кнопки затор. Девочка… Кажется, это Марьяна из моего класса, уже почти в истерике: дверь лифта мертва, кнопка не реагирует. Лифт, что ли, сломался? Такое возможно, хотя я и не представляю себе как. Но на этот случай есть альтернативное решение – ручной спуск. Видимо, эта идея доходит еще до кого-то, потому что к спуску мы бредем компактной толпой. Серые обычно стены коридора вспыхивают отсветом синих и красных ламп аварийного освещения, а иллюминаторов наружу «Ковчег» не имеет.
Дойдя до спуска неожиданно первой, я нажимаю кнопку подъема крышки перехода и… не происходит ничего. Тогда, еще не поняв, что это значит, я падаю на колени, пытаясь открыть крышку вручную, но безо всякого успеха. Только тогда до меня доходит мысль спросить, что конкретно происходит.
– Мозг! – зову я. – Почему не открывается переход?
– За люком вакуум, – следует короткий ответ.
Вакуум – это значит нет воздуха, значит, там, где должны быть наши близкие, на самом деле сейчас только космос. Но, может быть, только переход поврежден, и я рано отчаиваюсь?
– Мозг, в каком состояние модуль «Диан»? Сколько живых? – спрашиваю я, почему-то формулируя вопрос более общо.
– Данных о живых модуля «Диан» не имею, – равнодушно отвечает мне речевой информатор. – Модуль отсутствует.
– Как отсутствует?! – вскрикиваю я, сразу же поняв на этот раз, что это значит для нас.
А значит это то, что на корабле сейчас живы только мы. Только мы – те, кто оставался в модуле «Бионис», то есть девушки и юноши четырнадцати-восемнадцати циклов. И больше совсем никого, но это нужно проверить. Видимо, мысль приходит в голову кому-то еще, потому что теперь задается конкретный вопрос, на который звучит убийственный ответ:
– Живые наличествуют только в модуле «Бионис», – информирует Мозг, ставя крест на всех надеждах.
– Сколько модулей отвечают Мозгу? – слышу я хорошо знакомый мне голос Андрея, пытавшегося за мной увиваться, но я его отшила еще… давно.
– Три, – приговором звучит ответ.
Три модуля – это мало того, что остались только мы и более никого, это еще и отсутствие энергии для гибернаторов, поэтому в них нужно будет укладываться, скорее всего, по очереди, но не это меня сейчас волнует. Мама, папа, братик. Их больше нет, как нет и модуля. То есть они, может, и живы, но мне от этого ни тепло, ни холодно, потому что родители потеряны в пучинах космоса.
Получается, сейчас в управляемой части «Ковчега» осталось что-то около полусотни человек. Все подростки, безо всяких знаний почти, да еще и почти никакой медицины, то есть в случае любой серьезной травмы… Любой из нас обречен.
Вокруг меня нарастает вой осознающих, что произошло, девчонок. Мгновение еще помедлив, я бросаюсь в пучину горя, присоединяясь к общему хору.
***
Нам поневоле приходится объединиться. Девчонкам, в смысле, потому что парни ситуации, в которой мы совсем одни, скорее, рады. Мне их никогда не понять, но они действительно говорят о какой-то «свободе», а я просто не могу представить себе, как это – мамы нет. И братика… И папы… Никого нет! Но парни начинают загонять девчонок, хватать за разные места, Мозг на это не реагирует, но…
