Роман, почти восемь лет назад.
« – Нет, не могу. Не хочу! Ром, ну не надо. – Рыжая, распахнув обнаженные бедра и еще шире свои зеленовато-серые глаза, глядит на меня так, словно это я должен её пожалеть. Будто я – насильник. Точно это я насиловал ее душу последние три месяца.
– Хочешь еще фильм посмотреть? – Я киваю на видео, мечущееся через плазму по темной комнате, выговаривая фразу так, словно Рыжая – маленький ребенок, который ничего не понимает. – Я же не собираюсь тебя терзать, как этот, тот… – щелкаю пальцами, точно забыл, как его зовут.
– Лёшу? – смеется Рыжая.
– Мм, Лешу твоего, – раскрываю ладонями её бёдра пошире.
– Ромка, не надо! – она прячет вспыхнувшее лицо за искусанной ладонью.
– Ах ты, Господи, ну отдохни. – Присаживаюсь на коленях между ее раскинутых ног и тянусь за сигаретами.
– Ром, ты что, начал курить? – изумляется она.
– Нет, просто пробую.
– Ты же говорил, у тебя мама не курит, – робко напоминает Рыжая, делая попытку сомкнуть колени.
– И правильно делает. Дольше проживет, – притушив сигарету, опускаюсь рядом с ней, фиксируя ее ноги. Вижу, как она смущенно отводит глаза, и свободной рукой перехватываю ее запястья, вдавливая их в спинку дивана. Примерно через минуту Рыжая начинает тихо стонать, и я закрываю губами ее рот. Дотягиваюсь до её языка, и она чуть прихватывает зубами кончик моего, но тут же его отпускает, и её голова начинает метаться по подушке. А потом она складывается пополам под моей движущейся между её ног рукой и всхлипывает мне в левую ладонь:
– Ро-ма.
Вытягиваюсь рядом с ней, поглаживая её. Господи, столько же нежности…
«Идиот ты. Она же твоя», – говорю себе я, рассматривая ее затуманенные глаза и, так и не взяв ее девственность, шепчу:
– Диана…»
ГЛАВА 2. Нечаянная встреча
Всегда интересно проследить траекторию неминуемой встречи двух людей.
Из Интернета.
1.
Диана, наши дни.
«Диана, ди – ди, Диана». Помните, была такая песенка Валерия Леонтьева, звучащая в хит-парадах в дни юности наших мам? Диана, иногда интимно Ди – это и есть мое имя. На песню мне откровенно наплевать (если честно, пошлейшие текст и музыка), но шагать под этот мотив весьма удобно. Вот я и шагаю, выстукивая каблуками по заснеженной, липкой и скользкой от грязи дорожке мимо детского сада, стараясь не думать о том, что здесь, среди цветных домиков, выстроенных наподобие поездов и ракет, крутобокой горки и красной песочницы мог бы расти мой ребенок.
Но ребенка нет, и в целом моя жизнь очень похожа на типичную городскую не-сказку. Школа, математика, финансовый институт. Вечно занятые на работе родители. В институте – первое сумасшедшее и безумное увлечение, когда ты просто теряешь голову. Далее вымученный брак («Ди, так жениться я не хотел»), потом не менее мучительный развод, и тебе уже двадцать семь. Дальнейшее складывается из простейшего уравнения: работа, отпуск, помноженный на интересы друзей, и твои ничего не значащие увлечения. Всё. Просто – и пусто. Впрочем, так живет большинство знакомых тебе людей, но ты – это всего лишь ты. Вот поэтому ты сейчас чешешь в круглосуточный сетевой магазин, раз дома шаром покати, пытаясь выкинуть из головы прошлое и одновременно не поскользнуться. Мало того, что непролазная темень кругом, так здесь еще ездят машины.
– Девушка, тротуар с левой стороны, – вместе с шорохом шин звучит пренебрежительно-спокойное позади меня. Голос негромкий, тон усталый, точно мужчина за рулем откровенно замучился гонять с проезжей части таких, как я.
Нереально тянет оглянуться и, как во времена моей лихой юности, показать водителю средний палец. Вместо этого я ускоряю шаг и набрасываю на голову капюшон пальто, делая вид, что это не со мной разговаривают.
– Коза, – слышится беззлобное позади. Тут-то я и выкидываю излюбленный трюк: на ходу поднимаю над головой правую руку, вытягиваю вверх средний палец и указательным и средним левой руки вышагиваю по контуру среднего правой банальнейшим «фак», чувствуя, как за спиной тормозит эта громоздкая машина. Автомобиль (кажется, джип, впрочем, джипы – это сейчас в Москве модно) врывается носом в сугроб, со стороны водителя хлопает дверца, и, судя по снежному хрусту, нога мужчины ступает в сугроб. Невольно замедляю шаг, когда он ровной и неторопливой походкой направляется к воротам детсада, расположенным метрах в пяти у меня за спиной, нажимает на кнопку, после чего звучит зум и невнятное:
– Бу, бу, бу, детсад «Огонек». Кто?
– Добрый вечер. Роман Лебедев. Я за Юлей.
И я замираю. И дело не в том, что я своим «фак» оскорбила какого-то достойнейшего папашу. Штука в том, что имя Роман Лебедев выхватывают из самого темного угла моей памяти очень теплые руки, бледное лицо и холодные голубые глаза парня, который не то жалел меня, не то правда был мной увлечен, и которому мой бывший, Лёша дал обидную и хлесткую кличку «Воробей».
«Так неужели… Он?»
«Нет, не он, не оглядывайся, иди вперед, это лишь совпадение», – боязливо шепчет мне разум. Но я (идиотка я любопытная) все равно оборачиваюсь, точно меня неведомой силой тянет в сторону детского сада. Успеваю заметить, как высокий светловолосый мужчина в темном пальто нараспашку неторопливо проходит в калитку, и меня словно бьет током. Дыхание перехватывает, по спине прокатывается дрожь. Непроизвольно сглатываю и судорожным, даже каким-то защитным движением поправляю съезжающий с головы капюшон пальто. Очень хочется стать невидимкой и раствориться в толпе. Отчаянно хочется верить в то, что это – не Воробей. Но то, чего не должно было случиться, то, чего просто не может быть, все-таки произошло, и передо мной на секунду промелькнул человек, которому я изо всех сил пыталась сделать больно. Но больно было лишь мне.
Но думать об этом просто нельзя. Прошлое – это то, чего нет; прошлое – это то, что прошло. Я отворачиваюсь, все еще трясущейся рукой выдергиваю из кармана телефон, ищу «Бизнес FM». Вставив в уши пуговицы наушников, делаю глубокий вдох-выдох и, пытаясь переключиться на биржевые сводки, продолжаю свой путь в магазин «Перекресток», расположенный за детским садом».
2.
Роман, наши дни.
« – Здесь не курят, – рассеянно напоминает мне охранник детсада, похожий в своей черной мешковатой форме на мешок для мусора. Что-то неуверенное, бессодержательное и никакое, точно он сам не понимает, что он здесь делает.
Краем глаз отмечаю, как от общего стада мамаш отделяется Людмила (не помню её отчества), но она – мать подруги моей Юльки, так что, в общем, бежать мне некуда. Тем временем Людмила подбирается ближе ко мне и молитвенно складывает на груди руки.
