На улице Гуревича, в квартире 24, во втором этаже дома №7 жил Пётр Симаков. Это был молодой человек двадцати пяти лет. Днём он работал техническим консультантом на машиностроительном заводе, объясняя клиентам преимущества того или иного громоздкого агрегата, а вечера, прихватывая часть ночи, неизменно проводил в клубах, ресторанах да барах, порой, ненароком, заглядывая в театр или оперу. Девушки его любили, друзья у него были – и всё у него, вроде, было хорошо.
Однокомнатную квартиру на восточной окраине Санкт-Петербурга он снимал. Спал в ней пять-шесть часов и отправлялся жить. Сны он видел редко, и были они тусклыми. Ещё реже сны запоминались. А если всё же при пробуждении его не отпускали ночные картинки, он быстро выбрасывал их из головы, не прилагая для этого особых усилий: дела минувшие и грядущие тут же напоминали о себе, ввергая его в новую круговерть событий, всё так же привычно и неустанно торопя жить.
Холодным утром 12 апреля 2017 года Петра разбудил громкий стук в дверь. Было всего пять часов.
– Что ещё? – простонал Пётр. – Чёрт вас побери. Теперь весь день будет испорчен.
И было от чего расстроиться молодому человеку: лёг он в половине второго ночи.
Как выяснилось, барабанила Ларка, его недавняя сокурсница, вечная студентка.
Растрёпанная девчонка стояла на пороге, выпучив безумные глаза, и покачивалась, цепляясь за косяк двери.
– Петруша, Светку повезли на дачи, по Колтушскому шоссе, – сказала Ларка, и в голосе у неё дребезжали нотки ужаса за судьбу подруги.
– И что же? – недовольно отозвался Пётр. – Чего колготишь? С ней такое бывает.
– Её силком увезли. И хотят надругаться. А их – пять человек. Мне их знакомый сказал, который не с ними, но знает… – Ларка ввалилась в узенькую прихожую, брякнулась на тумбу для обуви.
– Жалко Светку, – отозвался Пётр. – Дура, – добавил он сгоряча, уже понимая, что ему не отвертеться и надо впрягаться. – Сколько я ей говорил, чтобы не связывалась с кем ни попадя. Ты знаешь, куда они поехали? Конкретно. Адрес.
– Да. Тот мужик сказал.
– Ты сразу ко мне?
– Так мы на Большаке зависали, в двух кварталах от тебя. Я сразу в такси и к тебе. Можно я умоюсь?
– Валяй, – сказал Пётр. – Ты кому-нибудь звонила?
– Герману, Славе, Жмыхину, – прокричала Ларка из ванной. – У Прошки телефон не отвечает. У тебя тоже. Но я к тебе. Ты близко.
– Где сбор?
– На выезде из города.
– Понятно, – протянул Пётр не столько для Ларки, сколько для себя, и, постанывая, стал одеваться.
Через полтора часа вся компания сидела в таверне «У пономаря».
Лицо спасённой Светки было перепачкано косметикой. Поплакала она всласть. И теперь она утиралась большим носовым платком Германа. Левое плечико её тоненькой блузки было разорвано, его закрепляли булавкой Ларка и Жмыхин. Последний не столько помогал, сколько пытался рассмотреть сочную грудь потерпевшей.
– Ну, чего смотришь? – игриво возмущалась Ларка на Жмыхина. – Отстань. Мы как-нибудь без тебя разберёмся.
– Посмотри какие здесь серьёзные неприятности, – упорствовал Жмыхин, сохраняя на лице невозмутимость. – Вам никак не обойтись без мужской помощи.
И все ржали. Лишь Светка шмыгала носом, безучастно уставившись под стол и поглаживая свои круглые коленки, обтянутые нейлоном.
Побалагурив о только что совершённом подвиге, отметив себя и каждого, в начале восьмого компания распалась: Герман отвёз Светку на хату Ларки, Славка отправился в институт, а Жмыхин, Пётр и Ларка – на работу.
Недосып Петру был привычен. Но трёх часов сна в этот день ему не хватало. Технические термины с удовольствием выпрыгивали из головы. Когда же Пётр неимоверным усилием воли загонял их обратно, они бессовестно путались, в беспорядке цепляясь друг за друга. Эту муку надо было прекратить. Пётр пошёл на поклон к начальству. Голова пухла и раскалывалась.
Он с трудом добрался до квартиры и сразу, не раздеваясь, уснул.
Он давно не спал так сладко и так долго.
В квартирке Петра, предыдущим жильцом лишённой стенки-перегородки, разделявшей комнату и кухню, было два небольших окна. Они смотрели на маленький дворик. В их запылённых стёклах солнце появлялось только вечером и радовало одинокого жильца всего несколько минут через узкий проём между домами.
Когда Пётр проснулся, солнце висело тусклым шариком под монотонным серым пологом из туч.
Молодой человек не поднимался. Он лежал и вспоминал, гоняя по кругу, только что виденный сон. Там была женщина. Она была далеко, за рекой, где было темным-темно. Удивительно, что он её разглядел. На ней был лёгонький, по-видимому, шёлковый, так ему думалось, пеньюар, доходящий ей до пят. И был он белым. Светлое пятно во мраке. А она? Гм. Он даже не помнил цвета её волос. А их длина?
Но сон не отпускал Петра. Может быть, потому что молодой человек с жадностью его удерживал, стараясь докопаться до главного? И снова. И опять он разбирает его от начала до конца, но… нет, только белое пятно во мраке.
Тогда Пётр чертыхнулся, отослал в очень далёкие края все эти сны, потянулся за телефоном, включил его и стал ждать звонка, любого, чтобы уплыть не в призрачные дали, а в пучины насыщенной событиями жизни.
«Не снились и пусть впредь никогда не снятся», – подумал молодой человек.
И неожиданно для себя подпрыгнул на постели от грянувшего колокольного боя, который донёсся из только что зарегистрировавшегося в сети телефона. Это был эксклюзивный звонок, закрёпленный за солидным человеком. С ним Пётр познакомился пару месяцев назад на одной закрытой тусовке. И тот, воспользовавшись благосклонностью Петра, не преминул заручиться его пройдошливостью во всякого рода клубных делах. Теперь, если у солидного человек появлялась потребность выйти в свет за новыми приключениями и развлечениями, он звонил молодому человеку.
Когда на город опустилась ночь, а цифры на дисплее телефона превратились в ничто, показывая пустоту – 00.00.00, Пётр и его солидный пузатый товарищ оказались на одной секретной квартирке на Шпалерной. Молодой человек проглотил неведомую таблетку, предложенную ему кем-то из толпы, попрыгал, побесновался и, опрокинувшись на диван, счастливо уснул, не замечая продолжающегося разгула. А солидный пузатый человек завис в какой-то комнатке с какой-то девахой, которая очень громко и пронзительно смеялась, а потом очень долго томно вздыхала и повизгивала. Между тем, как ни странно, Пётр видел всё тот же недавний сон: светлый матовый овал на фоне идеального мрака. На этот раз женщина была как будто ближе, и смотрела она на него непоколебимо. В тёмном мире их разделяла густая жижа неторопливой реки. Оба берега, лишённые какой-либо растительности, какого-либо мало-мальски приметного бугорка, отливали жирнотой – всё одно, что растопленная дождями буро-красная глина.
