Моя мать познакомилась с отцом в Туве. Он искал романтики без кавычек и напросился сам в Дзун-Хемчикский район, где работал ветеринаром. Маму никто не спрашивал. Она попала туда по распределению после медучилища. Лух Ивановский или Тува. Первый слыл синонимом чумы и она выбрала Туву.
Двадцатого сентября 1965 года они расписались в Чадане и первые четыре месяца своей жизни я прожил под сердцем моей родительницы в поселке Сут-Холь в самом сердце Саян. Беременность протекала ужасно. Жесточайший диатез, отекшие ноги и потеря веса до сорока килограммов. Впереди замаячила смерть. И тогда мама решила сделать аборт. Она объездила всех гинекологов в округе, но никто не соглашался. Последний врач-акушер сказал ей на прощание:
– Кому угодно сделаю, но только не тебе, Верочка. Терпи и рожай.
И кто бы тогда сказал, что моим тайным земляком станет Сергей Кужугет оглу Шойгу, министр обороны Путина, его правая рука, которая и поставит точку в «тувинской» истории Путина.
Скоро из той глухой горной долины пришлось уезжать вслед за отцом в Украину, где в городе Жданове жили его родители. Он наелся «романтики». А восток («дзун» на монгольском) остался в моей крови, так что спустя много лет шартомский монах, снимая с меня епитрахиль, изумленно скажет.
– Как много в тебе востока.
Я посмотрел на него как на недоумка. Стоило только ради этого идти в монахи.
Первые несколько месяцев «молодые специалисты» жили в поселке Агробаза, что совсем рядом с городом. В отличие от честных и простых как дети тувинцев, жители юга Донбасса были приучены с детства тянуть все, что плохо лежит. Ближе к вечеру весь поселок приходил в движение. Его жители разбредались кто куда, чтобы к утру быть с наваром.
Однажды ночью к ферме, где отец числился ветеринаром, подъехал грузовик. Вооруженные люди, папаши нынешних предпринимателей, не найдя никого из начальства, поехали к нам домой. Им нужен был отец как должностное лицо. Действовали по схеме: вытаскивали из постели сонного ветеринара, под обрезом заставляли открыть дверь фермы и тот сам выводил штук пять упитанных телок. Ведь лучше ветеринара колхозное стадо никто не знал.
Это соучастие в грабеже. Его находили первым и сажали вместо всех. А банда перекочевывала в другой район.
Как только к дверям дома подъехала машина, мама выглянула в окно и все поняла. О лихих парнях шли страшные слухи. За нежелание отдать самому колхозное добро убивали на месте. Пощады не было никому. Отца ждала смерть. Он ни за что не отдал бы им скотину.
– Как только дверь заходила ходуном, я от страха заорала так, что Сергей и Юля (сестра отца с мужем) тут же проснулись и выбежали на улицу. Через минуту возле дома собралось человек пять и страшным мужикам с обрезами пришлось уехать. Мне стало так плохо, что думала, будет выкидыш, – рассказывала мне мама впоследствии.
После этого родители переехали в город, на Новоселовку, а советских «предпринимателей» вскоре нашли и расстреляли. Три попытки сделать аборт в Туве, ночной ужас на Агробазе – преисподняя восстала против моего появления на свет. Но седьмого числа седьмого месяца в семь часов вечера по местному времени Иван Купала на огненной лошадке промчался по Жданову.
– Ты родился обвитый трижды пуповиной и без малейших признаков жизни. Хорошо, что рожала акушерка. Пока те растяпы с раскрытыми ртами бегали за врачом, освободила тебя от пуповины и привела в чувство. Ты поморщился, закряхтел и сделал первый вздох.
Ребенок с белыми как лен волосами был настолько крепким и здоровым, что все диву давались. Я ничем не болел. После стольких злоключений это выглядело как чудо. Но оно продлилось ровно одиннадцать месяцев.
Кока (крестная). В июне 1967 года к нам ни с того ни с сего приехала крестная моей матери или кока. Ее звали Татьяна Тарасова, русская родня по матери. Была она православной активисткой. Отсидела восемь лет за веру. Входила в список двух церковных двадцаток – церкви Всех Святых на Армянском кладбище и общину кафедрального собора города Кишинева.