Глава 1
«Самая большая нераскрытая тайна нацистов»
Ночь на 15 октября 1946 года была холодной и промозглой. Пронизывающий ветер дул сквозь разрушенные стены и башни старинного города Нюрнберга. Большинство граждан, волновали скорее поиски пищи и убежища от холода, чем казнь главных нацистских военных преступников, которая должна была состояться в Нюрнбергской тюрьме.
Осужденные нацисты, содержавшиеся в условиях строжайшей охраны в теплой тюрьме, ели свой последний ужин, состоявший из сосисок, мясного ассорти, картофельного салата, черного хлеба и чая. Незадолго до часу ночи два представителя американской военной полиции в белых шлемах вызвали первого арестанта, подлежавшего казни. Им был министр иностранных дел Третьего рейха Иоахим фон Риббентроп, за которым через короткие интервалы должны были последовать остальные обитатели камеры.
Фон Риббентроп не оказывал сопротивления военным полицейским, которые провели его по коридору и через пустынный внутренний двор в небольшой тюремный спортзал. Сопротивление было бы бессмысленным, а казни были тщательно спланированы так, что все они должны были следовать одинаково короткой, регулярной, фатальной процедуре.
Двигаясь с полузакрытыми глазами, словно в трансе, фон Риббентроп вошел в ярко освещенный спортзал в 1.11 ночи. С него быстро сняли наручники, связали шнурками руки за спиной. В сопровождении двух представителей военной полиции с обеих сторон он поднялся по лестнице из тринадцати ступенек к одной из трех черных виселиц, которые соорудили на платформах высотой 8 футов на расстоянии 8 футов друг от друга.
Протестантский священник произнес молитву рядом с фон Риббентропом, пока тот стоял на крышке люка, где на шею бывшего министра иностранных дел набрасывал петлю официальный вешатель армии США, старший сержант Джон К. Вудс из города Сан-Антонио в штате Техас. Американский врач с ручным фонариком и его советский коллега со стетоскопом ждали у подножия виселицы, пока фон Риббентроп делал свое последнее заявление: «Да защитит Господь Германию. Моя последняя воля состоит в том, чтобы было сохранено единство Германии и чтобы было достигнуто взаимопонимание между Востоком и Западом».
Сержант Вудс затянул петлю, затем ремень на ногах осужденного. Присутствовали пятнадцать официальных свидетелей: по одному генералу от каждой союзной стороны, офицер тюремной охраны США, восемь специально отобранных зарубежных корреспондентов и два немца. Все стояли по стойке «смирно» и сняли головные уборы.
Один из двух помощников сержанта Вудса натянул на голову фон Риббентропа с редкими седыми волосами черный балахон, скрывший лицо министра. Затем другой помощник потянул за тонкий деревянный рычаг. Люк открылся. Фон Риббентроп провалился в люк, его зачехленное лицо скрыли черные занавески вокруг пространства под платформой.
Когда бывший министр иностранных дел еще качался на туго натянутой веревке первой виселицы, в спортзал вошел фельдмаршал Вильгельм Кейтель, бывший начальник штаба Верховного главнокомандования вооруженных сил (ОКВ). Кейтель был одет в отутюженный мундир без наград и знаков различия. Его сапоги сверкали, когда он быстро поднялся по тринадцати ступенькам на вторую виселицу. Кейтель обращался в Контрольный совет союзников с просьбой «быть преданным смерти посредством расстрела», поскольку считал, что это было «право солдата любой армии мира, которому выносится смертный приговор как солдату» Апелляция была отвергнута, и под ним открылся люк.
За Кейтелем по очереди в спортзал входили Эрнст Кальтенбруннер, Альфред Розенберг, Ганс Франк, Вильгельм Фрик, Джулиус Штрайхер, Фриц Заукель, Альфред Йодль и Артур Зейс-Инкварт. Каждому предназначалась новая веревка. Ни один из них не имел малейшего шанса избегать уготованного ему конца. «Десять человек за 103 минуты, – позднее заметил сержант Вудс. – Быстрая работа», – сказал он, добавив, что «потом потребовались крепкие напитки».
Десять из двенадцати главных военных преступников, осужденных на смерть Международным военным трибуналом 1 октября 1946 года, были казнены после 217 дней суда. Но двоим из этих двенадцати удалось избежать виселицы. Одним был Герман Геринг. Подобно Адольфу Гитлеру, Генриху Гиммлеру и Йозефу Геббельсу, Геринг избрал собственный способ уйти из мира, который он и другие нацистские лидеры подвергли столь чудовищному насилию.
Каким-то способом в камеру Геринга пронесли тайком пузырек с цианистым калием. Рейхсмаршал принял смертоносное содержимое пузырька за два часа до выхода к виселице. Его труп был вынесен на носилках в спортзал. Там его сфотографировали в одетом и раздетом состоянии, так же как и трупы десяти повешенных. Это потребовалось как доказательство того, что все эти люди действительно мертвы.
Такая определенность отсутствовала в отношении другого осужденного нациста, который избежал процедуры последнего восхождения по тринадцати ступенькам к петле, черного балахона и открытия люка. Им был рейхслейтер Мартин Борман, глава канцелярии нацистской партии и секретарь фюрера.
Борман не был повешен лишь по одной-единственной причине. Его не было среди тех, кто подлежал повешению. В отличие от Геринга он отсутствовал в тюремной камере. Отсутствовал он и на скамье подсудимых трибунала в Нюрнберге. Борман был единственным обвиняемым, которого судили и которому вынесли приговор в отсутствие подсудимого. Если такое отсутствие оставалось как главной нераскрытой тайной, так и источником замешательства британских и американских (а также советских. – Ред.) спецслужб, которые безуспешно разыскивали его в конце войны, то это вполне согласовывалось с личностью этого деятеля.
Борман всегда был нацистским лидером, личность которого была скрыта завесой тайны. Он работал в тени, пренебрегал публичным признанием и наградами. Но обладал колоссальной властью. Насколько реальной была эта власть, можно судить на основе мнений, выраженных другими нацистскими лидерами. Эти люди, которых боялись и которых ненавидели миллионы их жертв, боялись и ненавидели, в свою очередь, деятеля, фактически не известного никому, кроме них самих.
По мнению одного из обвиняемых в Нюрнберге, Ганса Франка, нацистского генерал-губернатора Польши (точнее, «огрызка» Польши, так называемого генерал-губернаторства. В 1941 году, после вторжения немцев в СССР, в состав генерал-губернаторства включили Галицию с Львовом (с 1939 года были в составе СССР). – Ред.), Борман был «архинегодяем». Ненависть слишком мягкое слово, чтобы выразить чувства Франка в отношении нациста номер два. Другой обвиняемый, Ганс Фриче, одно время высокопоставленный деятель министерства пропаганды доктора Йозефа Геббельса, заявил на суде: «Во-вторых, – и это то, что я не могу не сообщить под присягой, – доктор Геббельс совершенно определенно опасался Мартина Бормана».
