Я прокручивала свою жизнь, словно кинофильм, и время от времени останавливала картинку, чтобы рассмотреть её детальнее. Университетские друзья и он: безумно красивый парень – мой Юра.
Сначала я не придавала значения едва мимолетным взглядам, случайным касаниям. И при этом обращала внимание на косые завистливые взгляды других девушек. А потом Юра пригласил меня на свидание. Одно, второе, третье… и я сдалась. Я была счастлива: высокий, умный и такой заботливый парень – мне! Все девчонки нашего потока мечтали оказаться на моем месте. А он выбрал меня! Меня! Простую симпатичную натуральную блондинку с карими глазами.
Папа тогда чуть с ума не сошёл, когда я заявила, что выхожу замуж. Он просил, уговаривал, убеждал и даже прибегал к шантажу, в конце грозился вычеркнуть из завещания. О! А там было, чего лишать.
Генеральный директор строительной компании Александр Шилов умел прогибать неугодных ему. Но я же его дочурка! И действовала его же методами по тому самому месту. Тогда он плюнул на всё, и в итоге я сменила фамилию, став Полонской Марией.
Папочка смирился. Я помню, как отец меня поцеловал в лоб, и просил быть счастливой. Даже чуть не расплакался. Шилов, всегда грозный и железный во всём, размяк. Такую свадьбу отгрохал! А мне не нужно было всей этой вычурности. Только Юра всё настаивал и переживал о том, что о нас подумают.
Мы с Юрочкой жили на съемной квартире рядом с университетом. И тут же папуля не упустил возможности помочь и подарил на моё имя квартиру в центре города, трёхкомнатную, с намёками на внуков.
Я тогда не планировала беременность: хотела получить высшее образование и найти работу по душе. И Юра меня поддерживал. Так мы и жили. Счастливо. Я была безгранично влюблена и, как оказалась, слепа. Полная идиотка!
Промокнув салфеткой выступившие слёзы, отпила горячий шоколад. В любимом кафе всегда можно было утолить свои печали вкусным напитком, что я собственно сейчас и делала. Пряталась от реальности.
– Маша? Машка Шилова, ты? – меня окликнула миниатюрная симпатичная рыжеволосая девушка с короткой стрижкой, вырывая из пучины горьких мыслей.
– Эм, я… – растерянно протянула я. Та, в свою очередь, звонко рассмеялась и бесцеремонно присела за мой столик:
– Вот так встреча! Не узнаешь? – я даже нахмурилась от того, что никак не могла вспомнить её, отдаленно угадывая в ней знакомые черты.
– Ну ты, даёшь, подруга! – обижено буркнула она и махнула официанту.
Я оглядела её, быстро пробежав по внешнему виду. Девушка выглядела интересно: яркий макияж, но уместный при этом, средние перламутровые кольца-серьги в ушах, темный свитерок и красивое украшение на шее. Она была словно вспышка с этими своими торчащими в разные стороны волосами.
– Мне, пожалуйста, кофе с молоком, а вот этой мышке, еще один горячий шоколад, – сделав заказ, она уставилась на меня, пронзительно сверкнув зелёными глазищами. И тут меня осенило…
– Да ладно! Наташка? Вот, я дура! – я слишком громко выражала свои эмоции, посетили уже с явным интересом посматривали на наш столик. Видимо стало интересно, почему я дура. – Ты извини меня, я сегодня немного не в себе, – пыталась как-то оправдаться, но, откровенно говоря, мне было всё равно.
С Наташей Самойловой мы всегда дружили. Но потом, как это бывает, после окончания университета потеряли связь, хоть и жили в одном городе. И как я её не узнала? Видимо, мозги совсем вышибло за всеми переживаниями.
Странно, что мы всё это время не виделись. А вот сейчас… даже символично. Я усмехнулась. Самойлова тогда, десять лет назад, меня пыталась вернуть с небес на землю. Не нравился ей Полонский никогда.
– Что такое? – с любопытством кошки спросила подруга.
– Да, так. Я похоже развожусь, Ната, – было больно признавать неизбежное.
Нижняя губа предательски задрожала. Я всхлипнула, не сдержав слёз. Самойлова, не ожидавшая подобного откровения, с сожалением накрыла мою ладонь.
– Все настолько серьёзно? – я только положительно закивала, не могла говорить. Как-то открываться перед человеком, с которым не поддерживал долгие годы связь, было как минимум странно.
– Расскажешь? – осторожно спросила уже серьёзная подруга.
Мы не виделись девять лет после выпуска. И сейчас мне не с кем было даже поговорить. Папа окунулся весь в работу, помимо этого у него появилась очередная женщина. Мне не хотелось видеть в его глазах осуждение и его правоту. Ведь он был прав, так ведь? С самого начала говорил мне, что Юра не тот, кто мне нужен.
– Мы с Полонским уже больше десяти лет вместе. Ну ты помнишь, как всё у нас закрутилось. Я тогда влюбилась по уши, – улыбнулась тёплым воспоминаниям, всё же это был мой первый серьезный роман.
– Да уж, – фыркнула Ната и, позвав вновь официанта, заказала два кусочка «чёрного леса». – И как этот коз… кхм, как у него дела? Слышала, он поднялся?
Я отвернулась к окну, всматриваясь в случайных прохожих. Сейчас на улице было пасмурно. Дул сильный ветер, характерный для нашего региона в это время года, срывая первые осенние холодные капли с туч.
– Не без помощи отца, Наташка, – хмыкнула я. – Ты понимаешь, я же всё для него, всё! Папа тогда помог, но поставил условие. Работаю у него теперь. А ты знаешь, я всегда хотела что-то простое, чтобы с душой.
Наташа мягко улыбнулась, я заметила едва заметные морщинки у глаз и губ. Значит счастливая: много улыбается.
– Ага, ты была готова даже в кафешке на кассе стоять. Я помню. Но тут я на стороне Александра Михайловича, уж извини, – подняв ладони вверх, сказала она. Мы обе рассмеялись.
– Было такое, – я водила пальцем по краю чашки. – Я ему благодарна всё же теперь, – проглотив ком подступающих слёз, продолжила: – Что тут скажешь, мы так и не завели детей с Юрой. Всё было не до этого. То время не то, то «подожди Маша, а вот давай через год», – вздохнув, я посмотрела на подругу сквозь пелену слёз.
– Маш… – сочувствующе отозвалась она.
Я не знала, как это сказать, как признаться? Мне почему-то было стыдно, как будто это всё было моей виной. Но я же сама… Сама!
– Наташ, ты понимаешь, я же забеременела, пять лет назад, – Самойлова потемнела, явно предчувствуя плохое.
– Маш, что он сделал? Я не понимаю… Может воды? – я отрицательно помотала головой.
– Нет, нет. Когда я расскажу тебе всё, ты поймешь, – я немного помедлила, как будто от этого что-то могло измениться. – Он уговорил меня сделать аборт. Я тогда совершила самый ужасный поступок в своей жизни, – уронив голову на ладони, скрыла лицо от осуждения Наты. – Мне было двадцать пять. Рекламное агентство Полонского набирало обороты, он был всё время в офисе или в командировках. А я ждала его, как верная собачонка. Да лучше бы ушла от него, зато была сейчас не одна!
