Освободившись от дел, Филипп Ногара выбрался, чтобы потратить свободную минуту на созерцании машины, которая принесла его сюда с самого края галактики. Из роскоши своих апартаментов он вступил в смотровой купол. Здесь, во вздутом прозрачном пузыре, казалось, что он стоит снаружи корпуса своего флагмана «Нирвана».
Под этим корпусом – «под» в смысле направления искусственной силы тяжести «Нирваны» – наклонился яркий диск галактики, в одном звездном рукаве содержащий все звездные системы, открытые вырвавшимся с Земли человеком. Но в той стороне, куда смотрел Ногара, были яркие смазанные пятна света. Другие галактики, разбегающиеся прочь на скоростях в десятки тысяч миль в секунду, стремясь уйти за пределы зрительно обозреваемой вселенной.
Тем не менее, Ногара пришел сюда не для того, чтобы обозревать галактики, он пришел взглянуть на что-то новое, на феномен, который люди никогда не видели в таком приближении.
Это казалось щепоткой собранных вместе галактик с ниспадающими на него облаками, потоками пыли. Звезда, образовывавшая центр феномена, из-за силы своей гравитации пряталась за пределами визуального восприятия. Ее масса, возможно, в миллиард раз больше массы Солнца, так искажала возле себя пространство-время, что ни один фотона света не мог убежать от нее в видимом диапазоне.
Пылевые дебри глубокого космоса образовывали вихрь и утоньшались, опускаясь в сжатие гипермассы. Каждая падающая пылинка вспыхивала молнией, пересекая границу гравитационного барьера, но все эти молнии, спускаясь со склона высокого гравитационного холма, перемещались далеко в красный диапазон. Возможно, даже нейтрино не могло убежать от этого солнца. И не существует корабля, который смог бы приблизиться к нему ближе, чем это сделала «Нирвана».
Ногара стал регулярно бывать здесь после того, как открыл явление, которое вскоре могло представить угрозу для населенных планет; обычные звезды падали в глубину невидимого колодца, как щепки из дерева в водоворот, если гипермасса встречала их на пути. Но пройдут еще тысячи лет, прежде чем реально может потребоваться эвакуировать какую-либо планету, и до того времени гипермасса может поглотить достаточное количество пыти, чтобы ядро ее взорвалось, после чего лишь небольшая часть ее субстанции перейдет в еще более необычную, но менее опасную форму.
Как бы там ни было, лишь в следующее тысячелетие оно может составить для кого-то серьезную проблему. Однако людям уже теперь объявили, что, спасаясь от гипермассы, Ногара бежал в другую галактику.
Заработал передатчик, призывая его, удовлетворенного созерцанием галактики, обратно в роскошь апартаментов.
Он прикоснулся к клавишам крепкой волосатой рукой.
– Милорд, прибыл курьерский корабль. Из системы Фламланда… Они привезли…
– Говори внятнее. Они доставили тело моего брата?
– Да, милорд. Курьерский корабль с гробом уже приближается к «Нирване».
– Я встречу капитана курьера один, в Большом Зале. Не нужно церемонии. Пусть роботы проверят шлюз, эскорт и гроб на предмет инфекции.
– Да, милорд.
Упоминание о болезни было частью ложной версии. На самом деле не фламландская чума уничтожила единоутробного брата Ногары Йохана Карлсена и уложила его в ящик, несмотря на официальную информацию. Врачи предложили заморозить героя Каменной, как последний шанс предотвратить его неизбежную смерть.
Официальная ложь была необходимой, потому что даже верховный лорд Ногара не мог спокойно устранить человека, который отличился в Каменной туманности. В этой битве семь лет назад были разбиты машины-берсеркеры; если бы этого не произошло, разумная жизнь могла бы навсегда исчезнуть, полностью истребленная, во всей освоенной части галактики. Берсеркерами назывались огромные автоматические военные корабли, построенные при каком-то конфликте между давно исчезнувшими расами и ставшие теперь врагами всего живого. Борьба с ними была все еще жестокой, но после Каменной начало казаться, что жизнь в галактике будет сохранена.
Большим Залом было место, где Ногара устраивал праздники и развлечения с теми сорока или пятьюдесятью людьми, которые были с ним на «Нирване» в качестве помощников, членов экипажа и гостей. Но когда он теперь вступил в зал, то остро почувствовал его пустоту, сберегаемую лишь для одного человека, который, весь во внимании, стоял за гробом. Тело Йохана Карлсена, все еще сохранявшее в какой-то мере его жизнь, было запечатано под стеклянной крышкой тяжелого контейнера, имеющего свои собственные системы охлаждения и жизнеобеспечения, управляемые волоконно-оптическим ключом, теоретически неподдельным. И этот ключ Ногара жестом потребовал у капитана курьерского корабля.
Ключ висел у капитана на шее, и понадобилось всего лишь мгновение, чтобы снять золотую цепочку и передать ее Ногаре. Еще одно мгновение ушло на поклон. Он был космонавтом, а не курьером. Ногара не обращал внимания на его недостаточную учтивость. Его губернаторы и адмиралы были посвящены во все тонкости этикета. Сам он лишь в малой мере беспокоился, соответствуют ли протоколу его жесты и осанка. Лишь настолько, насколько это соответствовало разумному.
Только теперь, держа в руке ключ, Ногара опустил взгляд на своего единоутробного брата. Участвовавшие в заговоре врачи остригли короткую бородку Йохана и его волосы. Губы его были мраморно-белыми, а невидящие открытые глаза – ледяными. И все же лицо, под складками драпировочной ткани и замерзшей простыней, несомненно было лицом Йохана. В нем оставалось что-то, чего нельзя было заморозить.
– Можете идти, – сказал Ногара. Он повернулся лицом к другому концу Большого Зала и ждал, глядя через широкое смотровое окно, как гипермасса размазывает пространство, словно снимок, сделанный через плохой объектив.
Услышав щелчок двери, закрывшейся за капитаном курьерского корабля, он обернулся и обнаружил, что стоит лицом к лицу с короткой фигурой Оливера Микала, человека, которого он выбрал, чтобы заменить Йохана на посту губернатора Фламланда. Должно быть, Микал вошел, когда вышел космонавт. Фамильярно оперевшись руками на крышку гроба, Микал в глубоком изумлении поднял брови. Его довольно одутловатое лицо судорожно исказилось в сверхвежливой улыбке.
– Продолжать линию Браунинга? – размышлял Микал, опустив взгляд на Карлсена. – Выполнять однообразную не очень приятную королевскую работу… и теперь такое вот вознаграждение за добродетели…
– Оставь меня, – сказал Ногара.
Микал был одним из важнейших участников заговора, наряду с фламландскими врачами.
– Я думал, будет лучше появиться, чтобы разделить вашу скорбь, – сказал он. Затем глянул на Ногару и не стал продолжать. Сделал поклон, немного небрежный, позволяемый только без свидетелей, и быстро вышел за дверь. Она закрылась.
